Veritas - Рита Мональди

Спускаясь вниз, я увидел через окно пруд для рыбок с северной стороны Места Без Имени. Он был покрыт тонкой коркой льда.

Когда я оказался у ямы со львами, меня уже ждал Фрош.

– Мустафа потерялся. На площадке для игры в мяч он побежал, а потом исчез.

Как это возможно? Я позволил Фрошу отвести себя в дом для игры в мяч, втайне подозревая, что он опять просто-напросто надрался и забыл, где оставил своего любимого льва.

– Вот здесь все и произошло!

Он указал на Летающий корабль, по-прежнему стоявший посреди площадки для игры в мяч. В суете последних дней я почти совсем позабыл о нем.

Бросив на Фроша недоверчивый взгляд, я дал ему почувствовать свое сомнение. Лев не может раствориться в воздухе.

Однако поскольку сторож Места Без Имени продолжал упорно указывать на старый воздушный корабль (если он и впрямь когда-либо летал), я решил посмотреть на него.

– Если Мустафа приблизится, немедленно спешите мне на помощь! – велел я ему.

Для начала я обошел вокруг Летающий корабль. Ничего. В снегу действительно были видны следы льва, но они исчезали буквально в том самом месте, где я стоял, рядом с одним из больших крыльев.

Поэтому я взобрался на крыло, поднялся на борт и принялся обыскивать внутреннее пространство корабля. И вдруг это началось.

Сначала чувствовались только легкие рывки, затем настоящий топот, становившийся все сильнее и сильнее. Казалось, от хвоста и крыльев исходят мощные толчки, передававшиеся корпусу корабля и заставляющие его трещать и стонать. Затем все внезапно стихло.

Фрош внимательно наблюдал за мной, однако удивленным не казался. Корабль поднимался.

Вцепившись в один из деревянных поручней, я увидел, как мощные стены площадки для игры в мяч с головокружительной скоростью ушли вниз, горизонт растворился, и крыша Места Вез Имени устремилась мне навстречу. Размытое великолепие зимнего ландшафта широко раскинулось подо мной, и благословенный свет неба лился на меня сверху, и снизу, и отовсюду, в общем, все было в точности так, как я представлял себе прибытие в рай. Летающий корабль наконец снова поднялся в воздух. Я услышал скрип руля, обернулся и увидел его: черный штурман смотрел прямо вперед, уверенной рукой направляя корабль сквозь воздушные потоки. Но вскоре он отпустил руль, а тот, словно одержимый какими-то невидимыми духами, продолжал поворачиваться сам собой; штурман наклонился, а когда выпрямился, в руках у него была скрипка. Умело орудуя смычком, он вызвал несколько звуков какой-то мелодии, смутно знакомой мне. В этот миг я узнал его: то был Альбикастро, скрипач, с которым я много лет назад встречался на вилле «Корабль», а эта музыка была португальской фолией, которую он обычно играл.

Значит, это было правдой: газета, которую Фрош давал мне почитать, не лгала, два года назад эта старая посудина еще летала и едва не повисла на башне собора Святого Стефана, когда коснулась фиалы, из которой поднималось Золотое яблоко. И его таинственный штурман – вовсе не бразильский ученый! – был не кем иным, как Джованни Энрико Альбикастро, летучим голландцем на своем призрачном корабле. Так назвал его Атто Мелани, застыв от ужаса, когда мы впервые увидели его и нам показалось, что благодаря своему плащу из черной кисеи он парит над зубцами виллы Корабль.

Я обвел взглядом сады Места Без Имени и покрытый снегом ландшафт Зиммеринга, разглядел вдалеке крыши Вены и башни собора Святого Стефана. Все ближе и ближе придвигался ко мне Альбикастро, наигрывая свою фолию и улыбаясь мне, однако когда я решил обнять его, все закончилось. Позади себя я снова услышал дрожь и глухое, недружелюбное ворчание.

– Так я и думал: он спрятался здесь, – со внезапно накатившей на меня обреченностью произнес я, уже оборачиваясь и слыша тот дьявольский голос с его теплым нечеловеческим дыханием. Мустафа зарычал раз, другой, третий, затем наступил на меня правой лапой и вонзил когти в мою щеку. Прежде чем умереть, я услышал крик отчаяния, принадлежавший мне самому. Я проснулся.

От кошмара, на который я обрек себя, я мог освободиться исключительно сам, что я и сделал. Простыня была мокрой от пота, лицо горячим, словно дыхание Мустафы, руки и ноги ледяные, как снег в моем сне. Месту Без Имени было не достаточно владеть всеми моими мыслями днем, теперь оно решило захватить и мои ночи. Казалось, Нойгебау таило в себе слишком много загадок, чтобы разгадать их с помощью одного только разума.

Клоридия и малыш уже встали. Наверняка они ждали меня к мессе. Благодарение Богу, подумал я, молитва и причастие полностью избавят меня от миражей ночной темноты.

Одеваясь, я услышал глухой стук. Чья-то скромная рука просунула под дверь записку: Атто срочно звал меня к себе, мы вместе должны были посетить утреннюю мессу в церкви Святой Агнес при монастыре Химмельпфорте.

Внезапный снегопад в апреле, редкий, но случающийся в Вене, покрыл город толстым красивым покрывалом, точно таким же, как в моем сне. Я вместе с Клоридией и нашим сыночком направился на Рауенштайнгассе, улицу, проходившую перпендикулярно монастырю, где находился главный вход в церковь. На входе в средний неф мы наткнулись на Атто и Доменико. Я с удивлением отметил, что хотя аббат и надел другую одежду, она, как и вчера, вся была выполнена тоже в зеленых и черных тонах, словно он обновил свой гардероб только этими цветами.

Вздрагивая от холода, мы сели на скамью с левой стороны.

– Сегодня мы празднуем первое воскресенье после Святой Пасхи, еще именуемое Антипасхой или Quasi Modo Geniti,[51]– начал священник, служащий мессу. – Евангелие, которое мы услышим, будет двадцатой главой от Иоанна, о Фоме неверующем.

Но мысли мои по-прежнему кружились вокруг смерти Данило, которую я ночью по возвращении в Химмельпфорте подробно описал Клоридии. Вряд ли стоит упоминать о том, что это событие привело нас обоих в состояние сильнейшего волнения. Последние слова заставляли предположить, что убийство было совершено турками. Кроме того, Данило ведь собирался встретиться с нами, чтобы сообщить о первых результатах исследования, касавшегося Золотого яблока.

– Сегодня, – продолжал священник, – заканчиваются празднования святых страстей, смерти и воскресения Господа нашего Иисуса Христа, начавшиеся три недели назад, в Черное воскресенье, иначе именуемое Judlca, когда иудеи побили Иисуса камнями, как сообщается в восьмой главе Евангелия от Иоанна. Затем был Вход Господень в Иерусалим, о котором рассказывается в двадцать первой главе Евангелия от Матфея. В прошлое воскресенье, Святую Пасху, мы читали сообщение о воскресении Господа нашего, записанное евангелистом Марком, в пасхальный понедельник – двадцать четвертую главу от Луки, о походе в Эммаус; во вторник idem, благословение Иисусом детей. Все это вести радостные и благие.