Магистр - Валерий Большаков

– Да вот я-то как раз и верую! Это вы погрязли в неверии, а мы-то веруем!

Папа подрастерялся, но быстро опамятовался:

– Веруешь ли ты в Святую Троицу? – с проникновенностью спросил он.

– Господи… – скривился Олег, сжимая руку в кулак, чтобы не заметил никто, как трясутся у него пальцы.

– Маркиз Пандульф! – возгласил Альберих, и вперед вышел «бургунд» во всем новом. Видать, обласкал «государь»…

– Слушаю! – ответствовал Пандульф.

– Узнаешь ли ты этого человека?

– А как же! – злорадно ухмыльнулся маркиз. – Это Олегариус, вожак шайки северных варваров! На нём кровь христианская, он идолам кланяется и несёт поругание вере истинной!

Ропот прошел по залу, закручиваясь черной петлей.

– Признаёшься ли ты, Олегариус, – торжественно спросил папа, – в совершенных тобою мерзких преступлениях?

«Молчать? – подумал Сухов. – А толку? Тут хоть молчи, хоть говори – всё одно казнят, не помилуют… Сказать? А, хуже не будет!»

– Меня судят, – голос магистра окреп, обрёл силу, – а судьи кто?! Вы, извратившие божественное Слово и предустановления Творца и Вседержителя?! Вы, пастыри злодейские, распутные, наглые, невоздержные, сластолюбивые, падкие до благ, копители богатств, празднословные, напыщенные, гордые, алчные, строптивые, погрязшие в пороках, искатели тщеславия, неприятели труда, растлители доброверных, готовые презреть право и совесть?! И от вас пребывает в небрежении тропа набожности, и через вас посреди людей селится страх, и братняя злость, и преступность, и черствость, и зависть, и безразличие, и воровство, и винопийство, и излишество, и противоприродное распутство! Продолжать ли, или вы сами уже узнали себя самих, вы, господа наглых беззаконий, богохульники, обманщики, алкатели сокровищ, губители красивых жен и знающих мужей, враги преданных вере и их преследователи, двуличники и лжеапостолы!

Олег умолк и обвёл глазами лица растерянные, постные, страшащиеся, злобные, улавливая впечатления слушателей, смакуя напряженную тишину.

– Ну и кто вы после этого? – продолжил он. – Да если доведется узреть вам Иисуса на лугах райских, он не накажет вас в великой доброте своей, но велит удалиться от него, ибо не заслужили вы света, а заслужили тьму!

– Отец Малахия! – лязгающим голосом произнёс Альберих. – Зачитайте приговор!

Сухонький, морщинистый старичок, похожий на упакованный скелетик, зачитал монотонным тенорком на скорую руку сварганенный документик, приведя устрашающий перечень грехов и преступлений Олега. И пират он-де, и вор, и схизматик, и то, и это… Приговор оканчивался определением полагающейся казни – ввиду того, что подсудимый не желает сознаваться в своих грехах.

– … И потому приходится нам ныне, – блеял Малахия, – беря в расчет всё доселе известное и исходя из выше приведённого, сказанного Олегариусом, в ереси упорствующа и не хотеща от многих своих невежеств и от скверны очищаться, и исправляться грешным духом, на прямой и на истинный путь не позволяюща себя наставить, ныне полагать указанного Олегариуса за неисправимого, за упрямого и закоснелого в злонамеренной своей испорченности; и дабы вперёд сей указанный Олегариус бесчестиями своими и преступлениями не мог ни перед кем тщеславиться, и дабы мера пресечения его подлости составила бы для всех остальных охотников полезнейшую науку, назавтра до повечерия надлежит вышеуказанному Олегариусу, кознодею и пирату, к обыкновенному лобному месту быть возведену, и на этом положенном месте предану смерти через сожжение, дабы совсем он лишился жизни и душа бы его от тела отделилась.

Сухов выслушал и усмехнулся криво, холодея в душе.

– Ты что, с дуба рухнул, государь вшивый? – спросил он Альбериха II Сполетского. – Ты хоть иногда думай своей башкой! Я же не один! Пусть империя далеко, так дружина варягов моих близко! Да они тебя в шкуру коровью зашьют и зверюгам скормят в лучших традициях христианских мучеников – один гульфик от тебя останется!

– В Маммертинскую тюрьму его! – промычал «государь всех римлян». – В яму!

Олега вывели из замка и посадили в клетку на колёсах. Сухов не протестовал – не заковали в цепи, и то ладно.

Магистр грустно улыбнулся, глядя на солидариев, которые совсем недавно отражали атаки альберихцев, слушая его приказы, а ныне преданно служили государю-самозванцу. Правильно римляне говаривали: «Так проходит слава земная!»

Копьеносцы и арбалетчики окружили арестантскую повозку с клеткой, и знакомый Олегу бравый солидарий крикнул:

– Трогай!

Молоденький рекрут-возница вздрогнул, вжал голову в плечи, но быстро опомнился и повёл лошадь под уздцы – на козлы сесть он побаивался. Ладно, решил Сухов, будем считать, что он на бесплатной экскурсии. А там посмотрим…

Подстелив соломки, он уселся и привалился спиною к решетке.

Телега миновала мост Элия и проделала тот же путь, что давеча осилила «чёртова дюжина», ведомая Сальватором. Разве что у театра Марцелла солидарии не стали заворачивать на остров, а двинулись дальше, к Велабру, ложбине между склоном Палатина и Капитолием, пока не выехали на Этрусскую улицу. Поднимаясь в гору, конвой миновал полуразрушенный храм Диоскуров и выбрался на римский Форум – ныне кочковатый пустырь, заросший кустарником и чахлыми дубками.

Качаясь и трясясь, повозка проехала мимо базилики Эмилия с проваленной крышей и церкви Св. Сергия, наискосок через весь Форум, под тяжеловесную арку Септимия Севера. За аркой постепенно открывались взгляду портики трех больших храмов, а за ними дыбился громадный Табулярий, бывший имперский архив, декорированный колоннадами. С Форума на Капитолий вела длинная лестница, создавая впечатление огромности пространства, охваченного архитектурными объемами, и при этом все было напоказ, все доступно зрению – до последней ступеньки и арочки.

Щелкнув кнутом, возница свернул в Маммертинский переулок. Врезаясь в крутой склон Капитолийского холма, над переулком нависал колоссальный Табулярий, выглядевший отсюда крепостью.

Олегу стало не по себе, когда он увидел вход в страшную Маммертинскую тюрьму. Там, в ямах без света и свежего воздуха, а то и вовсе в Туллиануме – бывшей каменной цистерне, имевшей всего одно отверстие в потолке, – держали государственных преступников. А ныне на маммертинскую «зону» доставят его самого, Олега свет Романыча, чтобы Олегу свет Романычу удобней было одуматься и покаяться и отречься от «множества облыжных клевет на христианнейшего государя Альбериха и святого папу Льва»…

– Вылазь! – махнул мечом солидарий.

– Ты когда в последний раз мылся? – спросил Сухов, кривя лицо.

– Разговорчики… – пробурчал солидарий, благоразумно отступая в сторону.

Олег прошагал под глыбистые своды штольни-входа. Когда-то Маммертин поставлял туф, но еще при цезарях в здешние каменоломни начали сажать – и строить ничего не надо, и не сбегут. Это тебе не замок Иф, толщу горных пород не проколупаешь столовым прибором…