Покой - Джин Родман Вулф

она спросила, удивлен ли я, что это было не в первый раз. Я ответил, что нет.

– Я трижды занималась этим с мальчиком в школе. На самом деле с двумя.

Я предупредил ее о нескольких вещах.

– О, мы осторожны. В первый раз… Ну, понимаешь, надо напиться или что-то в этом роде. Или он должен заставить тебя… сорвать с себя одежду или как-то так. Только все было совсем иначе. Мы были – ну, понимаешь – в машине его отца на Кейв-роуд, и мне просто очень хотелось, поэтому я сказала: «Давай», и он снял с меня трусы, а потом он – ну, понимаешь – опозорился, и мне было так жаль его, он был так смущен. Так что через пару часов, когда он почувствовал себя лучше и все такое, мы все сделали.

– Тебе не следует об этом рассказывать. Испортишь себе репутацию.

– Ну так я и не расскажу. Ты не возражаешь, если я снова надену трусики? Хочу еще раз сходить в ванную и выпить стакан воды, если можно. Но ты никому не расскажешь – в смысле, ты же старик! Если не расскажешь о папе, не расскажешь и обо мне – в смысле, с чего бы? Беспокоиться надо о мальчиках, потому что они любят трепаться. Но они так часто врут, что никто им не верит, ага? И все-таки эти двое вели себя очень мило, слухов почти нет. Подожди минутку.

Она пошла в туалет и после паузы спросила:

– Можно принять душ?

– Разумеется.

К тому времени, как она снова вышла (в трусах, но прикрывая грудь влажным полотенцем), я уже оделся.

– Уходишь? – спросила она.

– Думаю, нам с твоим отцом надо поговорить.

На мгновение она испугалась.

– Обо мне?

– Насчет книг. Если он так волнуется, как ты говоришь, я должен дать ему понять, что никому не скажу. Мы можем просто сказать, что ты пришла и попросила меня не делать этого, а я подумал и согласился.

Она кивнула и через мгновение начала одеваться. Пока мы обходили здание, чтобы добраться до парковки, она спросила:

– Ты всегда держишь пистолет в кровати?

Какое-то мгновение я не знал, что ответить.

– Я его почувствовала. Когда лежала, положив голову тебе на плечо. Я искала подходящее место, чтобы положить руку – когда вот так лежишь, руку вечно некуда деть, – и сунула ее тебе под подушку. Пистолет маленький, но все-таки это оружие. Ты всегда спишь с оружием?

– Это автоматический пистолет двадцать пятого калибра. Нет, только пару недель; я, наверное, избавлюсь от него завтра.

– А как?

– Брошу в реку или в нижний ящик моего бюро.

И я уверен, что именно там находится мой бойскаутский нож – в нижнем ящике бюро в этой комнате, не более чем в восьми футах от того места, где я сижу. Я не собираюсь проверять. Если он там, я стану счастливее, чем сейчас; если его нет, мне придется начать поиски заново. Или, может быть, проверю – не уверен, что у меня хватит силы воли выйти из этой комнаты без него.

– У тебя такой серьезный вид. О чем ты думаешь?

– Ни о чем.

– Ну, я рассказывала тебе о себе. Знаешь, ты сказал, что у меня будет плохая репутация. В смысле, я много думала об этом – честное слово, размышляла. Я симпатичная девушка – в смысле, не первая красавица, я такой себя никогда не считала, но миленькая, – и поэтому у меня есть… эта штука, понимаешь? Которая тут, внизу. Я называю ее волшебным колечком. И это продлится примерно до тех пор, пока мне не исполнится сорок или сорок пять. Только если я не использую его, мои желания не исполняются – понимаешь? Например, я хотела, чтобы ты не рассказывал об отце, а ты собирался это сделать, поэтому я использовала волшебное колечко, и…

– Абракадабра.

– Да, абракадабра, мир перевернулся с ног на голову, и ты уже ничего такого делать не станешь. Но большинство людей – в смысле, девушек – используют колечко только для того, чтобы найти мужа и больше никогда не работать. Итак, они получают мужей, детей и так далее, и тому подобное. И всё. Я такого не хочу – честное слово, не хочу. Готовить жаркое и печеную картошку, резать салат, а после того, как он поест, мыть посуду и штопать носки – носки, господи боже! Да кому это вообще нужно?

Я спросил, чем же она хочет заниматься.

– Ну, для начала я осмотрюсь… Эй, куда ты едешь?

– В магазин твоего отца. Разве он не открыт сегодня вечером?

– Ему было так плохо – из-за тебя, – что он закрылся. Если хочешь поговорить с ним, придется поехать к нам домой. Поверни налево на углу и езжай по Браунинг-стрит. Итак… как я уже говорила, хочу осмотреться. В смысле… посмотри, например, на моего отца. Он родился далеко отсюда, в Европе, и уехал в Англию.

– Я не знал.

– Он сперва отправился в Англию. Потом уехал в Штаты и выучил новый язык, и занимался чем угодно – какое-то время он был, ты не поверишь, меховщиком в Нью-Йорке! В смысле… он многое повидал. Откуда мне знать, чем я хочу заниматься? Я хочу попутешествовать и все выяснить, и билетик у меня есть. Знаешь анекдот об иммигрантах? Один иммигрант пишет своему двоюродному брату: «Америка! Что за страна! Человек приезжает сюда ни с чем, без друзей, не говорит по-английски, ни слова не знает, связей не имеет – и в первый же день ест бесплатно в лучшем ресторане, поселяется в самом роскошном – говорю тебе, вылитый дворец! – отеле, и получает в подарок кучу денег и драгоценностей». Кузен не верит и пишет в ответ: «Это случилось с тобой?» – и иммигрант такой: «Не со мной, нет, а с моей сестрой». Ты знаешь, что мы вроде как евреи?

Я кивнул, хотя никогда не считал Аарона евреем.

– Мы теряем свою суть – вот что я об этом думаю. Честное слово, мы не евреи, а какие-то обмылки. Можно я на секундочку, а? – Она протянула руку и поправила зеркало заднего вида так, чтобы увидеть свое лицо. – Я не взяла с собой сумочку, и весь макияж сошел в твоем душе.

– Ты дошла до моего дома пешком?

– Приехала на автобусе. У меня в лифчике был жетон на обратную дорогу, но ты, вероятно, не увидел его, когда я раздевалась, потому что я сделала так, чтобы он не упал на пол. Я не похожа на