Ограниченный тираж - Карен МакКвесчин

class="p1">– Я бы не сказал, что смеялся, – проворчал Доминик.

Феликс проигнорировал его и продолжил:

– Шон почувствовал ужас. Он также чувствовал себя преданным теми, кому доверял. Он попытался спуститься, но дерево не было создано для лазания, а поверхность была скользкой. Он упал, сломав руку, несколько ребер и раздробив две кости в левой ноге. Он долгое время лежал на земле в агонии. К счастью, его единственная подруга, Лорен, заметила, что он не ждал свою мать снаружи, поэтому вернулась, чтобы найти его. Она побежала за помощью и нашла Кэтрин Седжвик, единственную взрослую поблизости. Кэтрин вызвала «скорую», и они с Лорен остались с маленьким Шоном, утешая его, пока ждали.

Следующей была фотография Шона в больнице.

Аманда сказала:

– Все было не совсем так. Ты не можешь просто поверить им на слово.

– Я еще не закончил, – резко сказал Феликс. – Шон пролежал в больнице несколько недель. В конце концов он исцелился, хотя одна его нога никогда до конца не заживет, и это по сей день причиняет ему боль. – Раздался щелчок, и изображение переключилось на изображение молодого Шона, стоящего с костылями. – Его мать подала в суд из-за потери заработной платы, боли и страданий. Она утверждала, что руководство было виновато, поскольку они не защитили маленького Шона от жестокого обращения со стороны его коллег, что в конечном итоге привело к травме. Эти заявления вызвали настоящий переполох. Доминик и Аманда оспорили его рассказ об этом событии, заявив, что он лжет и забрался на дерево по собственной воле. – Он поднял брови и покачал головой. – Джефф Грир и Мэри Уитзель утверждали, что не знали, что эти двое все это время издевались над маленьким Шоном. Но Кэтрин Седжвик? Она была единственным взрослым, кто поддержал его и сказал правду. И из-за этого ее роль в шоу была низведена до пожилой леди в кресле-качалке, а не до ценной части актерского состава. Ее понизили в должности в наказание за честность.

– Это было двадцать пять лет назад, – раздраженно сказал Доминик. – Кто вообще может вспомнить?

Феликс проигнорировал его.

– Эмоциональная боль оказалась сильнее физической. Шон задавался вопросом, как могли люди, которым он доверял, так относиться к нему?

Мэри почувствовала укол вины. Все, что сказал Феликс, было правдой, но с ее стороны не было никакого злого умысла. В то время она не обращала внимания на взаимодействие между младшими актерами, поскольку дети есть дети. Шон вечно ходил следом за более старшими ребятами. Естественно, подростки не хотели, чтобы он находился рядом. Это не казалось чем-то личным. Если бы в ее присутствии случилось какое-то издевательство, она бы положила этому конец.

Феликс, все еще пристально глядя на Доминика, продолжал:

– Маму Шона обязали передать ему в доверительное управление после достижения совершеннолетия сумму в миллион долларов, что привело ее в ярость. Она вымещала ее на нем, физически оскорбляла и ругала на каждом шагу. Он получил деньги, когда достиг совершеннолетия, сменил имя и порвал связи со своей ужасной матерью и другими членами семьи. Единственным родственником, с которым он продолжал поддерживать контакт, была его младшая сестра Руби. У него были годы, чтобы подумать о том, что он хотел бы делать с такой неожиданной финансовой прибылью, и что он действительно хотел сделать, так это построить империю. Когда Шону пришло время получить деньги, он пошел на серьезный риск, но это с лихвой окупилось, и он стал невероятно богатым. Можно было бы подумать, что это подходящая месть за то, через что он прошел, но ему этого было недостаточно. Он хотел, чтобы люди, причинившие ему боль, точно знали, что они сделали. Он хотел, чтобы они знали, каково это, когда тебя называют лжецом, чувствовать себя преданным, чувствовать себя беспомощным, пребывать в полном ужасе.

На долгое время все погрузились в молчание, когда осознание нахлынуло на них. Джефф нарушил тишину как раз в тот момент, когда Мэри думала об этом:

– Ты Шон Найт.

Доминик уставился на него.

– Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

– Шон? – Аманда пискнула.

Лорен откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и улыбнулась.

Глава пятьдесят третья

Феликс покачал головой.

– Человека, которого вы знали как Шона Найта, больше не существует, и это к лучшему. Судя по всему, он был грустным, забитым маленьким мальчиком. В настоящее время я отзываюсь только на Феликса. Но да, все вы знали меня в прошлой жизни.

– Как так получилось, что никто этого не знает? – спросила Аманда. – Я работаю в новостном бизнесе, и никто никогда не упоминал, что Феликс Уортингтон сменил имя.

Феликс ухмыльнулся.

– Мне удалось довольно хорошо замести свои следы. Помогает то, что у меня больше ресурсов, чем у обычного человека.

Доминик встал и помахал пальцем.

– Значит, все это: строительство Хейвена и переезд нас сюда, выплата нам по два миллиона баксов каждому, – все было с единственной целью – отомстить нам за то, что случилось, когда тебе было семь лет?

– Почти восемь, если быть точным, – сказал Феликс. – И это было не просто что-то, что произошло. Это было формирующее событие, отголоски которого я переживаю по сей день. Как я упоминал ранее, у меня все еще болит левая нога, и мне очень трудно доверять людям. Я проходил терапию, но это заходит слишком далеко. По моему опыту, травмирующие события детства преследуют вас всю оставшуюся жизнь.

Джефф наблюдал, не говоря ни слова. Он знал, что двое старших детей придирались к Шону на съемочной площадке. Однажды они заперли его в шкафу, подсунув стул под ручку. В другой раз Доминик дал ему конфету, которую лизнула собака, и сказал ему об этом только после того, как она уже была во рту мальчика.

Не то чтобы Джефф был равнодушен к проблемам Шона, но на съемочной площадке у Шона находилась мать, и он решил, что ее работа – защищать его. Кроме того, просто прийти вовремя и произнести свои реплики требовало от Джеффа колоссальных усилий. Его жизнь в то время представляла собой запутанную мешанину из работы, выпивки и безостановочных споров с женой. Его флирт с Мэри доставлял ему некоторую радость, но даже это было недолгим и омрачалось чувством вины.

Теперь, когда ему напомнили о том, как он справился с ситуацией, он покраснел от стыда. Несмотря на то что знал о происходящем, он отрицал все, когда студия пыталась урегулировать судебный процесс. В то время это казалось легким выходом, но, оглядываясь назад, это было трусостью. Он подвел маленького мальчика.

– Ты обвиняешь нас во