Темная душа: надо память до конца убить - Ирина Павловна Токарева

Какая-то посторонняя сила удержала его на месте. Джерри словно придавило к земле. Он сжал кулаки изо всех сил. И позволил принцу выйти на улицу.

«Она, – Джерри переместил мутный взгляд в конец холла, – даже не заметила меня».

Кэт все еще была там. О чем-то весело болтала с пожилой женщиной.

– Ма-а-а-амочки, – раздался перепуганный шепот у плеча, – Что с вами, мистер?

Джерри опустил глаза на атташе. Личико девушки исказилось в гримасе ужаса. Светлая ткань его джинсов на бедре набухала кровью. Джерри вытянул правую руку из кармана, разжал. На мраморный пол упали алые капли, кусочки стекла, кнопки, фрагменты пластмассы. Девушка ахнула. Осколки экранного стекла Blackberry, зажатого в руке, вонзились в мякоть ладони и шипами торчали из нее. Пластико-металлический корпус телефона был смят, словно сделанный из бумаги. По кисти в рукав струилась кровь.

– Простите, – не чувствуя боли, Джерри глянул не на Мэри, а вдаль, на Кэт. Она его заметила, на лице ее отразилась растерянность.

– Это… вышло случайно.

– Не двигайтесь! – Мэри кинулась к своей стойке, – Сейчас я вам дам салфетки, потом перевяжу!

Салфетки у нее были в косметичке. Он очень странный, этот мужик, раздавил телефон в кулаке, как жука. Псих. Но чертовски привлекателен. Грех его не полечить. Достав салфетки, Мэри рванула назад, но незнакомца и след простыл. В замешательстве она встала.

Кэт видела его. Он стоял почти у самых дверей рядом с Мэри Карлтон. Джерри был свидетелем ее прощания с Самиром. Ей стало неловко. Она уже направлялась к нему, когда по какому-то пустяку ее окликнула Жозефин. Отвлекшись меньше, чем на мгновение, она уже больше его не увидела. Вестибюль опустел. Кэт прошла туда, осматриваясь. Только Мэри Карлтон стоит и пытается запихнуть что-то в свою косметичку. Морщится при этом, как обиженная малявка, вот-вот разрыдается.

– Слушай, Мэри, – обратилась к ней Кэт, – Тут только что стоял мужчина. Не знаешь, куда он делся?

– Тебя что-нибудь кроме мужчин интересует, Кэт? – рявкнула Мэри и в сердцах шмякнула косметичку об пол. Содержимое ее рассыпалось по мрамору, – Оставь меня в покое!

Кэт подошла к входной двери, глянула сквозь стекло на улицу. Ведущая к воротам дорожка пустовала. Достав из кармана мобильник, она набрала Джерри. Его телефон не отвечал.

Окончательно сбитая с толку, Кэт отправилась в мастерскую – работать. Капель крови на полу в вестибюле она не заметила.

Глава 12.

Шотландия, XIX век.

Опять она стояла, тише мыши, подслушивала, подсматривала. Ненавидела себя за это. Старалась ничем не выдать свое присутствие, пряталась в портьере, драпирующей дверь. И за это тоже себя ненавидела. Ненавидела, потому что потеряла всякое мужество. Не могла собраться с духом. Тряслась. На глазах кипели слезы. У нее будто отняли всякие права на него. Она утратила возможность смело входить к нему, когда только заблагорассудится. По любому поводу.

Сын метался по комнате. Хрипел, кашлял. И плакал. Она не верила самой себе – Лайонел плакал. Ей казалось, он рожден смеяться, и только. Придя домой, он прошел мимо, не остановился и не оглянулся. Вот теперь, она слышит, он говорит с кем-то. Что-то шепчет. Она тихо заглянула в комнату – сын стоял на коленях у кровати, и, уставившись на распятие, вырезанное в кроватной спинке, горячо молился.

– Больше никогда… Никогда… Клянусь, – донеслись до нее отрывочные фразы.

Элеонора собралась с духом, постучала.

Сын возник перед ней со свечой в руке.

– Мама… Что ты?

Мать подавила стон. Едва не лишилась чувств при виде его изуродованного лица. Но сумела улыбнуться.

– Что случилось, сынок?

– Мама, – Бойс смотрел сквозь нее. – Не спрашивай ни о чем. Сам расскажу. Позже.

Он повернулся и ушел, прикрыв дверь.

Элеонора тоже ушла.

Ночью, пролежав без сна несколько часов, Элеонора вернулась к комнате сына. Ничего не поменялось.

– Прости, Господи, – неслось из-за приоткрытой двери, – Прости. Дай сил не делать. Не оставляй, Господи…

Бойс приоткрыл один глаз и, жмурясь от бьющего в окно яркого солнца, взглянул на мать, которая легонько тормошила его за плечо.

– Сынок, проснись, я принесла тебе завтрак, – прошептала она. Он почувствовал, как лба касается прохладная ладонь.

Бойс сел, поморщился от боли. Вчера он забыл раздеться, до утра проспал в мокрой окровавленной рубашке. За ночь хлопок высох, пристал к ранам, оставленным на коже хлыстом Милле. От движения они вскрылись и закровоточили.

– Тебе надо раздеться, – мама подкатила к кровати столик на колесиках, на котором был сервирован свежий завтрак. – Поешь сначала, а потом мы обработаем раны.

Он заметил, что она старается не смотреть ему в лицо. Бойс потрогал щеку, нащупал грубый рубец, налитый болью. Ну и отвратный видок у него… Бедная мама.

– Я не голоден, мама, спасибо, – прохрипел Бойс, отстраняя тарелку с овсянкой. – По крайней мере, не сейчас.

– Тогда выпей чая, Лайонел.

– Хорошо. Который час?

– Далеко за полдень, – мама налила чай, подала чашку сыну, – Ты всю ночь бодрствовал. Не мудрено, что проспал почти до вечера.

Бойс сделал большой глоток, почувствовал себя лучше. Окно в комнате было распахнуто, со двора доносилась отборная гэльская брань.

– Отец вернулся? – спросил он.

– Да, – мама присела на краешек его постели, – приехал раньше обычного, в дурном расположении духа, уже три часа распекает прислугу. Дела в поместьях на Равнине идут скверно, арендаторы упираются, задерживают выплаты за землю. Урожай в этом году скудный. Отец зол. Дня через два он снова уедет и будет отсутствовать с полмесяца. Пока он дома, тебе не стоит показываться ему на глаза.

– Понимаю, – Бойс без особого удовольствия выслушал очередное заковыристое ругательство, которым отец снизу награждал кого-то из слуг, – Скажи, куда мне уйти и я уйду.

– Никуда уходить не надо, – вымученно улыбнулась Элеонора, – я уже придумала, где тебя спрятать. В северном крыле много комнат – выбирай любую, она тот час же будет вычищена для тебя.

– Но северное крыло заброшено.

– Тем лучше для нас, сынок – отец туда не наведается! Мы не будем отмыкать северный холл, чтобы не вызвать подозрений. Большие двери останутся запертыми, а ты пройдешь в комнату потайным коридором. Отдыхай, выздоравливай, рисуй, только не шуми. Все нужное тебе будет приносить Харриет. Отцу я скажу, что вы с Джоном выехали в Инвернесс развеяться на недельку.

– Ладно, – Бойс передал матери пустую чашку. Он чувствовал глубокую апатию. Плевать он хотел на то, что придется прятаться от отца, ночевать в северном крыле, где больше века никто не жил (МакГреи закрыли его после того, как в тех комнатах младший брат зарезал старшего в разгаре спора за обладание хорошенькой служанкой). Даже