Зверь - Ане Риэль

безуспешно пытался прорваться внутрь сквозь плющ по другую сторону стекла. Фоном постоянно трещало радио, хотя его никто не слушал.

Карл поудивлялся, почему он столько лет сюда не заходил. Потому ли, что когда-то пообещал Данике не ходить в кабаки? Или потому, что это место напоминало ему о том, чего больше нет? Даника перестала быть тем светочем, который ранее притягивал его любовь. Да и он входил в темноту не свободным мужчиной, готовым поразвлечься на всю катушку.

Он устроился у стойки, заказал пиво и принялся рассматривать остальных посетителей при приглушенном освещении. Они тоже на него смотрели. У стойки больше никого не было, но за столиками сидело немало мужчин. Он их не знал. Лица поворачивались к нему, как цветы подсолнуха, потом снова возвращались друг к другу. Перешептывание. На него все обращали внимание, восхищались его размерами. Так всегда было. Стоило Карлу войти в помещение, как начиналось. Карл никогда ничего не имел против, наоборот.

Все же в этот раз ощущения были не такие. Настроение было не то, к которому он привык. Или это у него другое настроение? Оно ли заставило его почувствовать, что шепотки отличаются от обычных. Горечь. Он ощутил укол неприкаянности.

Он подметил двух парней, которые сидели друг против друга за маленьким круглым столиком. Один из них поднял на Карла глаза, повернулся к товарищу, что-то прошептал. Что бы это ни было, тот заулыбался. Он попытался рукой прикрыть улыбку.

Карл решительно допил пиво и постучал бутылкой по стойке.

– Что у вас такого веселого? – проревел он, обращаясь к мужчинам.

Мгновенно стало тихо. Все замолчали. Только хриплый мужской хор продолжил неутомимо петь из потрескивающего репродуктора.

– Ничего. Ничего особенного, – ответил один из мужчин.

– Ничего? – Карл почувствовал, как в нем поднимается ярость, он бы хотел оставаться спокойным. Он подошел к ухмылявшемуся и уставился ему в глаза. – Тот парень сказал тебе что-то, от чего ты заулыбался. Что это было?

– Но… к тебе это отношения не имеет.

– Да ну? А мне показалось, что как раз имеет. Расскажи мне в точности, что он сказал, и я оставлю вас в покое. Обещаю. Если не скажешь, я сейчас столкну вас лбами.

Карл уверенно положил руки обоим на затылки. Они сидели, оцепенев, изо всех сил вцепившись в край стола.

– Так выкладывай. Что он тебе сказал? – прошипел Карл.

– Он сказал, что, наверное, ищешь свою… свою… – пропищал один из них.

– Свою что?

– Твою ве… веро…

– Мою веру?

– Твою вероломную женушку.

Слова повисли в тишине. Даже радио молчало, хор как раз закончил песню. Карл на мгновение сильнее сжал потные затылки и наконец ослабил хватку.

– Так вот что он сказал, – голос его превратился в сухой шепот, словно бы исходивший от тщедушного мужичка.

Мужчина нехотя кивнул. Он поднял плечи, так что его голова словно вжалась в шею. Напротив сидел автор неудачного высказывания, лихорадочно уставившись в стол.

Карл хотел сказать что-то еще. Расспросить. Швырнуть каждого присутствующего об стену, чтобы выложили, с кем бывала Даника. Вдруг с кем-то из этих двоих. Или с обоими. Они выглядели несчастными, пара жалких грубиянов. А может, она забавлялась со всеми, кто сидит сейчас в кабаке. Со стариком в углу. С молодыми парнями у стены. С четырьмя картежниками. С барменом? Карлу хотелось повыбивать им всем зубы, но он ничего не мог, силы покинули его. Впервые с детства он чувствовал себя униженным.

Он вернулся на свое место у стойки и взял куртку. Бармен стоял по другую сторону и неторопливо вытирал стакан тряпочкой. Карл поймал его взгляд и удержал его.

– Это правда? – спросил он настолько тихо, что понять его можно было, только прочитав по губам.

Бармен едва заметно кивнул головой.

Это правда.

Большего Карлу знать не нужно было.

Все подсолнухи разом повернулись к нему в сумраке, когда он шел через зал. При нем никто не проронил ни слова, кроме ведущего на радио, объявлявшего следующее выступление. Как только дверь за Карлом закрылась, певица испустила раскатистый вопль, похожий на издевательский смех.

Весь кабак засмеялся вместе с ней, он слышал сквозь плющ. Даже птички в гнезде под козырьком, казалось, веселились. «Дурак, дурак, дурак», – щебетали они.

По дороге домой он то и дело подгонял лошадь кнутом. Впервые в жизни он использовал кнут. Кобыла испуганно бежала вперед, прижимая уши. Люди на обочине смотрели ему вслед. Наверное, тоже смеялись, наверное, весь город уже все знал.

Как он мог быть настолько слеп? Настолько глуп?

«Ты что, совсем ничего не понимаешь, мальчишка?» Он внезапно вспомнил эти слова и потрепанную небесно-голубую Библию, ударявшую по пальцам.

Даники нигде не было видно, ни в доме, ни в хозяйственных постройках. У Леона ее тоже не было. Карл посидел у сына, и радость Леона при виде папы остудила его гнев. Под конец Карл устал от настойчивых требований ласки и оставил мальчика одного. Потом он пошел на кухню чего-нибудь выпить. Он принял решение. Он уедет.

Карл раздумывал, брать ли с собой Леона. Маленький мальчик-силач мог привлечь больше народу на ярмарке, если только он научится правильно применять силу. С другой стороны, ему может оказаться слишком тяжело возить его с собой. С головой у Леона все же что-то не то, подумал Карл, а если голова не научится управлять мускулами, то все превратится в вечную борьбу, и Леону нужен будет постоянный присмотр. Если пустить мальчишку свободно бегать по ярмарке, он там в такое влипнет!

Но и держать ребенка в клетке дальше нельзя, даже если это для его же блага. Раньше можно было, но больше нет. Карл и сам больше не хотел запирать своего сына как какое-то животное. Если бы только с Леоном было не так трудно.

Он раздумывал, как отреагирует Даника, если он заберет сына. Мать должна бы впасть в ярость от такого, подумал он. Но в случае с Даникой он, возможно, освободит ее от бремени и она только обрадуется? Наверное, так. Она никогда не была очень хорошей матерью этому ребенку.

Карл вдруг понял, что не помнит, сколько Леону лет. Шесть, семь? Казалось, что они уже несколько лет не отмечали его день рождения. Дату он не помнил, но чувствовал, что сын родился примерно в этих числах. Наверное, стоит сделать ему подарок в ближайшее время.

Голова у Карла гудела от тепла и алкоголя, когда он выводил на улицу двух меринов. Добрые спокойные рабочие лошади, и в первую очередь невероятно сильные. Как раз то, что ему нужно.