Ричард Длинные Руки - герцог - Гай Юлий Орловский

Зайчик идет спокойный и ровный, а Бобик все не может успокоиться, чует, что мы побывали где-то, а как же без него, нечестно, ненадолго исчез в лесу и приволок графу такого кабаненка, что тот едва втащил в седло.

– Подлиза, – укорил я. – Мы тебя все равно любим! Даже без твоих взяток.

Ворота распахнулись, решетка загремела, поднимаясь, здесь днем ее вообще не опускают, во дворе пусто, а у входа в главное здание граф Дэйв Стерлинг свирепо распекает двух оруженосцев. Оба виновато разводят руками, у ног кираса и шлем со свежими следами ржавчины.

Увидев нас, граф Стерлинг тяжеловесно поклонился с грацией хорошо воспитанного слона.

– Простите, ваша светлость. Как видите, молодежь любит сладко поспать. Мы в их годы…

– Да-да, граф, – согласился я. – После нас хоть потоп, как сказал Ной, а что после такой молодежи?

Он вздохнул еще тяжелее.

– Не представляю. Как вам новое хозяйство? Налаживается?

Я соскочил на землю, передал конский повод конюхам. Бобик унесся в сторону кухни, я подумал и сообщил бодро:

– Дважды два уже четыре! А будет еще лучше. Сэр Генрих, я вас оставлю ненадолго. Мне кое-что придется взять в своих покоях… И сразу же вернусь.

Стерлинг хохотнул.

– Слушайтесь, сэр Генрих. У герцога всего пять пальцев, но все пять – указующие.

Я намека не понял, ответил мирно:

– На моей руке в самом деле пять пальцев… но еще есть и кулак.

Стерлинг захохотал:

– Потому мы вам и присягнули, сэр Ричард. Мы с графом подождем вас здесь, он тоже, как я слышал, невысокого мнения о нынешней молодежи.

Я кивнул и степенно прошел в распахнутые двери. Меня в молодежь, похоже, не зачисляют, хотя те двое сопливых, не умеющих драить кирасы, не намного меня моложе. А то и ровесники.

В холле навстречу метнулся старший слуга, глаза все еще трусливые, челядь только начинает привыкать к новому хозяину, торопливо поклонился.

– Ваша светлость…

– Говори, – буркнул я в нетерпении.

– Прибыли бродячие ваганты, – доложил он. – Я велел накормить их на кухне. Они готовы в благодарность исполнить несколько баллад собственного сочинения.

Я отмахнулся:

– Пусть исполняют.

Он поклонился.

– Слушаюсь, ваша светлость. Вы почтите своим присутствием или как?

– Или как, – отрезал я. – Мне о культуре надо думать, а ваганты… это не она есть.

Он еще раз поклонился и поспешно отступил. Я подумал раздраженно, что ваганты – те же вагинты, поют не о рыцарских подвигах, а о бабьих прелестях, персях, сочных лепестках розы… знаем мы эти розы, но, конечно, простому человеку их слушать приятнее уже потому, что понятнее. Но я не простолюдин, во всяком случае, выдавливаю его из себя по капле, так что вагинты идут лесом.

Да и в любом случае надо думать, что случится со мной, а также с миром в полночь. Если эту вроде бы переживем благодаря диверсии с этими каменными шарами, то что ждет мир завтра?

– Мир, – пробормотал я. – Кем я становлюсь, дурило? А что самого ждет? Подумал?

Ноги мои начали двигаться все быстрее, наконец я понесся прямо из холла вверх по лестнице. Посередине проложена толстая ковровая дорожка, подошвы не стучат нагло по камням, я мчусь бесшумный, как летучая мышь, но сам вздрогнул, когда навстречу попался плечистый рыцарь с холеным породистым лицом.

Он тоже дернулся от неожиданности, но первым пришел в себя и торопливо поклонился.

– Ваша светлость, я ваш покорный слуга, барон Альфред Бриджстоун. В прошлом вассал герцога Хорнельдона, а ныне – ваш.

– Следуйте за мной, – велел я нетерпеливо. – Присягу принесли?

– Вот прибыл…

– Все на ходу, – прервал я. – Не отставайте.

– Но… может быть… в зале?

– Вы такой комнатный, – бросил я через плечо, – а как насчет присяги на поле сражения?

Он вскрикнул пламенно:

– Это мечта! Пока недостижимая…

– Не отставайте, сэр Альфред.

– Бягу, ваша светлость, бягу…

Широкая помпезная лестница втянулась в узкую дверь и превратилась в узкую винтовую, а по бокам совсем близко пошли стены из голого камня.

За спиной стучат подошвы сапог барона, иногда слышен легкий скрежет, когда задевает шпорами камень. Винтовая лестница кружит и кружит, неприятное чувство коснулось затылка, еще когда ступил на первую ступеньку, теперь распространилось на плечи, сковало холодом спину.

Барон мчится следом послушно, как олененок за мамой. Я слышал его учащенное дыхание и сам поймал себя на том, что хриплю, как загнанный гончими зверь, сколько же тут этажей, наконец ступеньки кончились, на самом верху простая дверь, но перед нею почему-то страж с копьем в руках.

Увидев нас, он не встал навытяжку, напротив, выставил копье перед собой.

– Сюда нельзя!

Барон вскричал за моей спиной потрясенно:

– Ты хоть понимаешь, кто перед тобой?

Страж ответил нервно:

– Никому нельзя!

– Это сам герцог!

Страж твердил тем же испуганным голосом:

– Нельзя! Не велено.

Я сказал мирно:

– Нельзя так нельзя. Тебе приказали, ты выполняешь…

Он не успел охнуть, как я сделал быстрый шаг вперед. Толчок ладони отбросил острие копья в сторону, страж только выпучил глаза и открыл рот для протеста, как я схватил его за шиворот и штаны, с силой швырнул в дверь.

Раздался треск, доски разлетелись в щепы, остальное влетело вовнутрь.

Барон вскрикнул весело:

– Вы даже не постучали, сэр Ричард!

– Теряем хорошие манеры, – согласился я. – Хорошо!

– А что хорошего?

– Уважать будут, – пояснил я зло. – Не интеллигенты идут, мужчины!

Дверь внесло в зал на три шага вовнутрь, страж стонет, распластавшись, как тюлень на суше, и даже не пытается подняться.

Я крикнул:

– Сэр Альфред, никого не впускать!

– Хорошо, ваша светлость, – бодро ответил барон. – Господи, хоть у вас тут как интересно…

Я быстрыми шагами пошел в комнату, в окна светит луна и заглядывают звезды, в глубине комнаты ко мне медленно и важно повернулся Кемпбелл.

Все еще в прежнем камзоле, широких коричневых штанах и просторных сапогах с высокими голенищами, но что-то в фигуре нехорошо и тревожно изменилось.

Я ощутил, как холод во мне стал сильнее.

– Кемпбелл, – сказал я и зябко передернул плечами, – ты кто?