Ричард Длинные Руки - герцог - Гай Юлий Орловский

Я с тревогой посмотрел на небо.

– Ого!.. Скоро солнце сядет! Надо поторопиться.

Они молча ринулись за мной, я бежал наверх, сильно согнувшись, иногда помогал руками, время от времени из земли высовываются такие камни, что я первые два перепрыгнул, еще три перелез, а остальные обходил, дыхание уже и так сбито.

Далеко на самой вершине виднеется нечто вроде большого камня. Почудилось синеватое свечение, я торопливо наддал бегом. Граф Гатер некоторое время поспевал, но дыхание становилось все сдавленнее, начал хрипеть, наконец простонал:

– Не могу…

– Надо, – прокричал я.

– Не получается…

– А через не могу?

– У меня в глазах троится, – прошептал он. – Подожду, когда станет хотя бы двоиться… потом пойду… А вы двое топайте, вы помоложе и покрепче…

– Хорошо, – сказал я. – Барон?

– Иду, – проговорил сэр Гедвиг с трудом, – пока еще…

Мы долго поднимались по каменистому склону, наконец барон начал задыхаться и тоже упал на колени.

– Больше… не могу, – прохрипел он. – Наверное, возраст.

– Я думал, – ответил я, – мы ровесники…

– Вы человек войны, – сказал он сипло, – а мы… комнатные цветы…

– Да ладно вам, барон.

– Идите, – прошептал он, кадык часто двигался под бледной кожей горла, – но будьте осторожны за двоих.

– Да уж…

Ненавижу всякое скалолазание, это не для людей, а для гекконов, те даже по потолку ради особо жирной мухи, но я не геккон, у меня инстинкт равнинника. Брехня, что мы с дерева слезли, не так бы трясло от высоты, мы из пещер, а теперь вот…

С другой стороны, все чувства обострены, я издали вижу и чувствую, на какой камень можно наступить, на каком повиснуть, а к какому лучше не прикасаться.

Пот заливает глаза, я бежал и бежал наверх, потеряв счет времени, ноги как деревянные, в горле хрипит, грудная клетка в огне. Я стонал надсадно…

…как вдруг земля перед глазами исчезла.

Я вылетел, как мне показалось, в бездну неба. Меня пронесло по инерции на подгибающихся ногах по вершине холма, где в самой середке ударился грудью о каменную глыбу. Массивный серый обломок гранита самый заурядный, но это всего лишь опора для того важного камня, абсолютно круглого, с арбуз, покрытого сложнейшей вязью странных значков…

Перед глазами, как мне казалось, поплыло, я ошалело мотнул головой, но не почудилось: глубоко врезанные в камень символы двигаются, переползают с места на место, меняются местами, создают некие фигуры, цепочки…

– Да пошел ты, – сказал я, – не археолог я, понятно?.. Не заинтересуешь везти в музеи, а по дороге чтоб нападали всякие аменхотепы и нефертити…

Меч взлетел над головой, я ударил не сильно, чувствую, ничего не получится, но проверить надо, да и как не вдарить, если можно. Железо высекло сноп искр, словно с силой чиркнул по точильному камню, на камне ни царапины, а на мече длинная зазубрина.

– Сволочь, – сказал я в сердцах. – Мой бы молот сюда… ты бы у меня садовым песочком рассыпался… Хорошо, попробуем так…

Молитвы не помогли, как и удары мечом, кинжалом. Снизу на склоне холма послышалось тяжелое дыхание, граф и барон взбираются на четвереньках, оба дышат хрипло и надсадно, а наверху без слов рухнули на спину.

Гатер прохрипел сухим горлом:

– Если бы… пришлось драться хотя бы с воробьями… я бы отдал им свой меч…

– И я признал бы себя побежденным, – признался барон. – Ваша светлость, а лук зачем?

– А вдруг стрелами смогу, – признался я. – Может, совсем одурел, но уже все перепробовал, только что лбом не стучал… Хотя вообще-то это мысль…

Барон приподнялся, сказал хрипло:

– Не надо… Вдруг да камень крепче вашего лба?

– Тогда вставайте, – сказал я, – и думайте, как эту штуку уничтожить.

Граф простонал:

– Мне всегда думалось лучше лежа.

Я удивился:

– А над чем вы думали?

– Ни над чем, – признался он. – О чем вообще может мыслить благородный человек? Как не уронить себя в обществе, как погалантнее подхватить оброненный дамой платочек…

– И дать в рыло тому, – прошептал барон, – кто бросится наперехват.

Я удивился:

– Барон, мне прискорбно такое слышать! Вы поступали так грубо?

– Нет, – признался он, – но так поступали со мной… Ваша светлость, а нельзя его заклятием?

Я развел руками.

– У меня вообще не бывает заклятий. Я не колдун, я паладин. У меня только защитные, лечебные и ретирадные.

– Жаль, – сказал барон.

Он с трудом поднялся, вытащил меч и посмотрел на меня. Я кивнул, разрешая. Граф тоже приподнялся и с завистью наблюдал за юным бароном, тот по молодости быстрее восстановил дыхание, рукоять меча в его руках сидит крепко, а в глазах разгорается злая решимость.

Меч тускло блеснул багровым на фоне пламенеющего неба. Раздался хрустящий удар. Граф охнул и пригнулся, над головой пронесся обломок острой стали.

Барон тупо смотрел на рукоять в ладонях. Я сказал поспешно:

– Это не ваша вина, барон! С подлыми заклятиями бороться честному человеку трудно.

Граф поднялся на четвереньки, глаза огромные, посмотрел на небо.

– Ваша светлость… Эта сволочь сказала, что с заходом солнца три камня откроют проход полчищам гнусных тварей ада?

– Да, – ответил я.

– Так солнце уже заходит! – взревел он.

Я не успел слова сказать, как барон с хриплым криком ярости ринулся вперед, ударился грудью о камень. Тот качнулся и тяжело скатился с каменной плиты.

Граф сделал движение остановить, но покрытый знаками шар покатился по склону все быстрее и быстрее. На камнях подпрыгивал, падал в траву, дальше только по исчезающим стеблям видно его путь. Дважды вздрагивали и трепетали тонкие березки, наконец совсем исчез из виду, только еще раз вылетели на пути из кустарника вспугнутые птицы, донесся слабый плеск и чавк, затем все стихло.

Я быстро посмотрел на горизонт, верхний краешек солнца ярко блеснул, словно пустил зайчика в глаз, и сразу в мире стало уныло и багрово.

Граф прошептал хрипло:

– Успели?

– Надеюсь, – ответил я без уверенности. – Спасибо, барон. Гениальность – в простоте. А я дурак. Вот как важно вводить в советы мудрых совсем юных и желторотых! У них свои оригинальные методы, которые мудрым и в головы не придут!

Барон сказал убито:

– Нет, я все-таки… не умен. Вы меч сохранили.