Рената Флори - Анна Берсенева

Оставалось лишь делать что должно и не ожидать от жизни того, чего никогда в ней не будет.

«Все-таки у него были родные. Мать, брат. Неизвестно, как они отнесутся к такому известию, но сообщить им о ребенке надо. Это просто не по-человечески, им не сообщить!»

Впервые за все время после рождения сына Рената подумала о родственниках его отца. Все-таки от встречи с Колей вышла польза: ее душевный раздрызг не прошел, но ум встал на место. Или хотя бы сдвинулся в нужном направлении. Может быть, отчасти это произошло и потому, что мальчику исполнилось два месяца, животик перестал его беспокоить, и он наконец начал спать ночами.

И вот проясняющимся своим умом Рената поняла, что не сообщить матери Винсента о рождении внука – это в высшей степени непорядочно с ее стороны.

Адреса ее она, правда, не знала, но голландский адрес Винсента был ей известен: он был указан в завещании на московскую квартиру. И Рената написала по этому адресу на следующий же день после той встречи с Колей, которая таким неожиданным образом прояснила ее сознание.

Ответа она, правда, особенно не ожидала. Скорее всего, Винсент жил отдельно от матери, ведь в Европе не принято, чтобы взрослые дети жили с родителями. Может быть, квартира, по адресу которой Рената написала, давно продана. Может быть, приходящие по этому адресу письма никому не передаются. А может быть, ее просто сочтут авантюристкой, которая пытается предъявить незнакомым людям какие-то претензии. Экстравагантные претензии! Это было бы неприятно, но Рената вполне допускала такую возможность.

Поэтому, отправив в Амстердам письмо, она сразу же и забыла о нем думать. Тем более что забот у нее хватало и без посторонних размышлений, и тревог хватало тоже.

Главная ее тревога состояла в том, что она сначала понимала лишь смутно, а теперь наконец осознала отчетливо: она никак не могла привыкнуть, приладиться душою к своему ребенку.

Это было такое странное, такое мучительное ощущение! Мальчик был чудесный – улыбчивый и милый. К тому же он был очень похож на своего отца: те же янтарные глаза и даже улыбка, еще совсем младенческая, выглядела точно такой же серьезной. Как поразило ее когда-то это золотое сияние в глазах Винсента, эта его улыбка!.. Они и теперь светили ей откуда-то из немыслимого отдаленья и уже не ранили сердце, а только касались его чистыми лучами.

Но ощущение отдельности от своего ребенка у нее не проходило. И из-за этого Рената постоянно находилась в состоянии растерянности, которая в любую минуту готова была перерасти в панику.

В бытовом отношении, правда, она наконец привела их с мальчиком жизнь в размеренный порядок. Они вовремя ложились спать и просыпались, вовремя ели и гуляли… Но Ренатин душевный раздрызг не проходил от этого нисколько; ей ни на минуту не удавалось об этом своем раздрызге забыть.

Вот она шла теперь под кружевными кронами летних лип Братцевского парка, легкие тени листьев трепетали у нее под ногами и под колесами коляски, в которой спал ее ребенок, и все это должно было вносить в ее душу покой… Но покоя в ее душе не было.

Рената свернула в боковую аллею и вкатила коляску под купол ротонды. С тех пор как она впервые здесь сидела – это было в день знакомства с Тиной, – ротонда обветшала еще больше. Но в такой ее обветшалости была особенная, живая прелесть.

Рената села на каменную скамейку, закрыла глаза. От того, что видимый, внешний мир при этом исчез, растерянность ее стала еще сильнее, и уныние охватило ее совершенно.

«Я никогда из этого не выпутаюсь, – подумала она. – Это уже навсегда. Как же я мальчика смогу вырастить?»

– Все-таки романтичность способствует глупости, – услышала она. – Мамаша, вам не кажется, что это сооружение вот-вот обвалится вам на голову? И вашему ребенку заодно.

Рената открыла глаза. Но еще раньше, чем она увидела человека, который все это произнес, ее охватило такое счастье, что она чуть не захлебнулась им, как слишком большим глотком воды.

– Алексей Андреевич! – воскликнула она. – Господи боже мой!

– Вы преувеличиваете, – сказал он. – Ничего божественного во мне нет.

Рената рассмеялась. Потом зажмурилась, потрясла головой. Потом открыла глаза.

– Просто мне не верится, что я вас вижу, – сказала она.

– Почему же не верится?

– Потому что это… Это так хорошо – вас видеть!

– Странные все-таки реакции у молодых матерей, – пожал плечами Дежнев. – Как-то чересчур экзальтированно воспринимают самые обыкновенные явления.

– Я хотела вам позвонить.

– Ну и позвонили бы. Чего проще?

Это в самом деле было бы несложно, и телефон можно было узнать через Агнию Львовну у Ирины.

– Я не хотела вас беспокоить, – сказала Рената.

Это было именно так. Ну как воспринял бы ее звонок мужчина, которому пришлось принимать у нее роды? Как навязчивое продолжение каких-то чрезмерно близких отношений. Нетрудно было представить, каково далась ему медицинская процедура, в которую он так неожиданно оказался вовлечен! И еще проще было представить, какие ощущения должна вызывать у него после такой, мягко говоря, неприятной процедуры женщина, которая его во все это втянула. И вдруг – здрасте, эта дама стала бы еще и звонить, сообщать, например, о своем самочувствии!

Представив себе все это, Рената поежилась.

– Решили, что вызываете у меня физическое отвращение? – немедленно спросил Дежнев.

Он видел ее насквозь! Не очень это было приятно. И к тому же он не стеснялся сразу же называть вслух то, что видел.

– Н-ну… – отводя взгляд, пробормотала Рената.

– Напрасно решили. Я люблю приобретать новые навыки. А принимать роды – это оказалось навыком, безусловно, новым.

– Экстравагантным? – усмехнулась Рената.

– Да нет, – пожал плечами Дежнев. – Просто неожиданным. А почему вы так спросили?

– Я недавно встретила мужчину, которого не видела двадцать с лишним лет, – сказала Рената. – Он отец моей старшей дочери.

– Да? – безразлично-вежливым тоном произнес Дежнев.

– Да. Но он об этом не знает. Когда-то обстоятельства сложились так, что я не стала ему сообщать. А теперь уже глупо это делать, по-моему. Да он и не поверит.

– А о рождении вашего младшего сына вы его отцу сообщили? – поинтересовался Дежнев.

– Он умер. Он не знал, что я жду ребенка. Когда он умер, я еще и сама об этом не знала.

– Извините.

– Ничего. А про Винсента я сообщила теперь его матери. То есть бабушке.

– Вы сына Винсентом назвали?

Он спросил об этом без тени удивления. Просто поинтересовался, как зовут ребенка.

– Да. Его отца тоже так звали. Он был голландец. Я написала его матери в Амстердам, что родила.