В окопах. 1916 год. Хроника одного полка - Евгений Анташкевич

– Аркадий Иванович, мы долго у вас не засидимся, – стал говорить Адельберг, – завтра мне на позиции, между прочим, ваши бывшие, на болото. А через несколько минут, если вы не против, к нам присоединится ещё один коллега из контрразведки! Кстати, полагаю, что после нашей с вами последней встречи у вас ко мне должно быть много вопросов, всего рассказать не смогу просто за неимением времени, но оставлю вам для увлекательного чтения на ночь записку, посмотрите на досуге. – И он протянул Вяземскому сложенную вчетверо бумагу. – В целом могу сказать, что у нас пока успех… наступаем… данные здесь… не все сведённые, но в основном соответствуют.

И тут Вяземский понял, что под улыбкой Адельберга он действительно разглядел если не грусть или печаль, то, по крайней мере, заботу.

– Закусим, господа, – Адельберг обратился к капитану, – я голодный как чёрт, Андрей, денщиков нет, приступайте…

В гостинице, где поселился Вяземский, в номерах оказалась приличная посуда, и капитан Пекк стал наливать в гранёные романовские стаканы. На столе уже лежали развёрнутые из промасленной бумаги мясные закуски, много какой-то травы, изумрудно-зелёной и тёмно-фиолетовой, от которой хорошо, свежо пахло, куски печёного мяса, завёрнутый в мокрую в молоке марлю толстый блин, оказавшийся сыром, варёные крутые яйца…

– А это армянский хлеб, называется лаваш, он всегда такой плоский, – пояснил Пекк и стал разворачивать хлеб, тонкие лепёшки, больше похожие на пергамент…

– Закуска от нашего друга, который вот-вот должен подойти, это всё армянское…

– Не только закуска, Александр Петрович, а водка? – Пекк разлил по стаканам странную жидкость, желтоватого цвета, никак не похожую на водку, и светлее, чем коньяк.

– Это армянская туто́вая водка, господа…

На пороге стоял высокий статный ротмистр в золотых погонах, английском френче с накладными карманами, в красно-коричневых новейших ремнях и с Георгием IV степени.

Адельберг представил:

– Ротмистр Анташев, контрразведка шестой армии.

Вяземский встал, они поздоровались, и на правах хозяина Аркадий Иванович пригласил гостя за стол.

Адельберг обратился к Вяземскому:

– Первое слово предоставим гостю?

– Прошу! – предложил Аркадий Иванович.

– Моя настоящая фамилия, господа, Анташьянц, наша семья православная. Моего деда дедушка нашего Государя поверстал в российское дворянство. А вы, русские, переделали нас из эриваньских армян, для простоты, как я понимаю, в Анташевых, а это бакинские армяне. – Анташев обращался ко всем, но смотрел преимущественно на Аркадия Ивановича. – И если позволите, господа, я хочу произнести первый тост за мою ногу!

Вяземский от такого неожиданного предложения посмотрел на гостей, но гости старались не смотреть на него, держали напряжёнными лица, а в глазах играли черти.

«А-а, сюрприз!» – понял Аркадий Иванович и решил подыграть, насупил брови и сделал вид, что всё воспринимает серьёзно.

– У нас на Кавказе есть тост за «мою ногу, которая впервые пересекла порог этого дома»… – Анташев говорил на чистом русском языке без акцента, но акцент был в уверенности, без сомнения кавказской, и чувственном напоре, необычном для трезвых русских офицеров. – За мою ногу, впервые переступившую порог этого дома, – Анташев смотрел на Аркадия Ивановича, – может быть, в данном случае и временного, как я понимаю! Но пусть на моей ноге в ваш дом, в ваш, Аркадий Иванович, большой дом, дом вашей жизни, придёт счастье, удача, в данном случае военная, долгая жизнь и счастье ваших близких, и будь проклята эта война и все будущие!

– Ну и конечно, за государя императора и победу русского оружия? – спросил с улыбкой Адельберг.

– Хо, господа! По-русски, это будет «Да!». Вортэх лав мард, мэръ кэнац! За хороших людей и меня с вами! Перевода, я думаю, не требуется!

– Вы уже и без того перевели… – произнёс Адельберг.

– Ну что ж, господа, выпьем, и за порог и за победу… – подытожил Вяземский. – И за ногу уважаемого ротмистра!

Он ничего не знал в жизни лучше, чем когда русские офицеры начинали пить, уже невмоготу хотелось и закусить, уже всё на столе пахло и выглядело аппетитно в крайней степени.

Стакан был налит наполовину, Вяземский выпил и понял, что выпитое очень крепкое, он задержал дыхание, чтобы не задохнуться, но почувствовал, что армянская водка сама пошла по горлу и при этом благоухала то ли цветами, то ли фруктами, было очень приятно. Анташев на вилке подал ему сыр, Аркадий Иванович подхватил, закусил и тут же понял, что страшно голоден, и ещё почувствовал, что ему стыдно перед угощавшим его только что полковником Стрельцовым, но разложенная на столе еда была такая привлекательная, что, если бы сейчас здесь оказался Илья Иванович, он бы простил, да и сам бы соблазнился наверняка.

Офицеры закусывали, хвалили…

– Нам эта операция, по десантированию, нужна вот так, – неожиданно сказал Адельберг и в подтверждение своих слов провёл ребром ладони по горлу, все замолчали. – Нельзя допустить, чтобы германцы перебрасывали резервы на наш участок, их надо задерживать на всём фронте, чтобы они оставались на местах, а тут такая информация…

– Какая? – спросил Вяземский и положил вилку на тарелку, хотя он уже, буквально с первых слов Александра Петровича, начал догадываться, о чём тот. И снова подумал, что никакая улыбка не может скрыть заботы.

– Аркадий Иванович, – обратился Адельберг к Вяземскому. – Вы знаете офицеров двадцатого драгунского Финляндского полка?

– Да, конечно, командира полка, командиров эскадронов… если не поменялись…

– Можете что-то сказать?

– Обычные офицеры, а что такое?

Адельберг и оба офицера контрразведки молчали и до еды не дотрагивались.

– Наверное, это не моё дело, – продолжал Адельберг, – я с другого фронта, но от того, что происходит здесь, почти напрямую зависит успех Юго-Западного… любые силы не бесконечны… и натиск тоже. Если немцы будут безболезненно для себя снимать части и перебрасывать их к нам, то… вы понимаете, господа. – Он обвёл всех взглядом.

– Поясните, Александр Петрович, при чём тут финляндцы?

Пояснил Пекк:

– Все местные вокруг расквартирования финляндцев в Майоренгофе, тут в пригороде Риги, уже обсуждают будущий десант.

«Вот о чём говорил Бредов!» – прояснилось в голове у Вяземского.

– Мы ещё только планируем операцию по десанту, а об этом уже говорят, почти что в открытую, лавочники, чуть ли не извозчики в Риге, наверняка слухи уже достигли германских ушей…

– А если так, разве противник не подготовится?..

– …и ещё сколько зря прольётся крови?..

Сказанное про кровь так сходилось с тем, о чём полтора часа назад говорил полковник Стрельцов, что Вяземский почувствовал сильную тревогу и разочарование: надо возвращаться в полк, надо срочно заканчивать все дела и возвращаться.