Иллюзия греха - Александра Маринина

- Может быть, вы припомните еще какие-нибудь детали? -жалобно попросил Коротков. - Вы же понимаете, коллег у покойного быломножество, и у половины из них есть сестры. Каким заболеванием она страдала?

- Откуда же мне знать? - развел руками Волохов. - Я этубольную не видел. Насколько я понял, вопрос как раз в том и был, чтобыустановить, чем она болеет.

- Вера Николаевна сказала, что первоначально визит былназначен на один день, а потом перенесен на другой, у вас возникли сложности.Это так?

- Да, так.

- Вы предупредили мужа Веры Николаевны об этом?

- Разумеется. Я сделал это заранее, за день допервоначально назначенного срока.

- Каким образом вы это сделали? Через Веру Николаевну?

- Нет, я позвонил ему сам.

- Когда?

- Утром, как только пришел на работу. А какое это имеетзначение?

- Видите ли, нам важно проследить все передвиженияОлега в последние дни перед гибелью, поэтому для нас ценность представляетлюбая информация о том, в какой час и где конкретно он находился. Вы звонилиему домой?

- Конечно. Никакого другого телефонного номера у менянет.

- В котором часу?

- Ну примерно... Около восьми утра. Между восемью ичетвертью девятого, так будет точнее.

- Вы долго разговаривали?

- Вовсе нет. Я объяснил ему ситуацию и попросилперенести консультацию с пятницы на понедельник. Он согласился. Вот и весьразговор.

- Скажите, пожалуйста, вы давно знакомы с ВеройНиколаевной? - перехватил инициативу Ташков, до этого исподтишка наблюдавший заВолоховым.

- Столько, сколько я ее наблюдаю, - отозвался Волохов.- Наше знакомство - это знакомство врача и пациентки.

- А конкретнее?

- Около года.

- Это достаточно долго, - заметил Ташков. - ВераНиколаевна никогда не делилась с вами семейными проблемами? Не рассказывала,что у ее мужа есть враги?

- Голубчик, вы путаете разные вещи, - снисходительноулыбнулся Валерий Васильевич. - Враги ее мужа - это отнюдь не семейныепроблемы, а его личные и служебные. Что же касается семейных дел, то,разумеется, я постоянно расспрашиваю о них Веру Николаевну, ибо сейчасмедициной точно установлено, что подавляющее большинство болезней, особенно уженщин, развиваются как ответная реакция на семейное неблагополучие. Можногодами лечить пациентку от, например, экземы и только диву даваться, почемусамые лучшие лекарства ей не помогают, а на самом деле у нее дома черт знаетчто творится, она вся на нервах с утра до вечера. Конечно, экзема при такомобразе жизни пройти не может, как бы ее ни лечили.

- Значит, по поводу ее мужа вы нам ничего интересногорассказать не можете?

- Увы, - вздохнул Волохов. - Мне жаль, что вы напраснопотратили на меня время.

- Что ж, извините за беспокойство, - поднялись сыщики.- Всего доброго.

Молча, не обменявшись ни словом, они прошли вдоль длинногокоридора и стали спускаться по лестнице вниз. Между вторым и третьим этажами,на площадке, стояла пепельница на высокой ножке, над которой красовалась яркаянадпись: "Не курить". Пепельница меж тем была полна окурков. Коротковостановился и вытащил сигареты.

- Что скажешь? - спросил он Ташкова.

- Ничего. Чем тебе этот доктор не понравился?

- Всем. Он не понравился мне тем, что как две капливоды похож на человека, которого мы подозреваем в четырех убийствах и похищенииребенка.

- Да ладно тебе! - вытаращился на него Саша. -Серьезно?

- Абсолютно. И по предварительным данным, наш фигуранттоже врач.

- Так чего же ты...

- А что я должен был делать, по-твоему? Надевать нанего наручники и тащить на Петровку? Ордера на арест у меня нет, а подзадержание в порядке сто двадцать второй он никак не тянет. Что я его, на местепреступления поймал? За руку схватил? Мало ли врачей в Москве! И навернякакаждый десятый подходит под то словесное описание, которое у нас есть. Никудаэтот Волохов теперь не денется, имя есть, адрес установим. И будем потихонечкуработать, проверять, есть ли у него алиби на те моменты, когда были совершеныубийства.

Снизу послышались шаги, кто-то поднимался по лестнице, и Юраумолк. Не хватало еще, чтобы сотрудники института услышали, как он тут вслухстроит планы в отношении уважаемого доктора наук. Шаги приближались, сначалаиз-за поворота показалась женская головка, потом изящная спина в кремовомшелковом пиджаке. Женщина повернулась и стала подниматься им навстречу. В этотмомент Ташков торопливо бросил недокуренную сигарету в пепельницу, на лице егоявственно проступило изумление.

- Господи! Зоя? Ты?

Женщина замерла, потом губы ее раздвинулись в робкойудивленной улыбке.

- Саша! Ташков! Вот не ожидала тебя увидеть.

- И я не ожидал. Ты здесь работаешь?

- Что ты, куда мне. Лечусь.

- Что-то серьезное? - встревоженно спросил Ташков.

- Да нет, скорее профилактика...

В Зою Смирнягину он был влюблен еще в школе. Она была на тригода старше и совсем не замечала смешного пятиклассника Сашу, поскольку училасьуже в восьмом и считалась признанной красавицей. Несмотря на то, что училасьона довольно прилично и дисциплину не нарушала, учителя ненавидели Зою. Причемненавидели люто. И знала об этом вся школа. Наряду с достоинствами у ученицыСмирнягиной был один огромный недостаток: врожденная грамотность. И если бынедостаток этот проявлялся только в безупречном правописании, это еще можнобыло бы стерпеть. Но Зоя имела нахальство спорить с педагогами и указывать имна их собственные грамматические ошибки, которые, увы, случались, и даже чаще,чем допускали приличия. Впервые такой казус случился с ней в шестом классе. Зояполучила после проверки письменную работу по русскому языку, в которой в слове"пишется" буква "е" была зачеркнута учительской краснойручкой, а сверху стояла такая же вызывающе красная буква "и". Девочкаоторопела, полезла в учебник, потом в словари, но нигде странного слова"пишится" не обнаружила. И с детской непосредственностью заявила обэтом прямо на уроке в присутствии всего класса. Учительница, естественно, своюошибку не признала и надменно посоветовала Зое получше учить правила. ПравилаЗоя знала. А кроме того, могла "поймать" неправильное написание чистозрительно, даже если не помнила точно, что по этому поводу написано в учебнике.Если написанное слово резало глаз, значит, оно написано неправильно. И такойподход ее никогда не подводил. Даже в бреду или под гипнозом Зоя Смирнягина немогла бы сделать орфографическую ошибку или поставить не там, где нужно, знакпрепинания.