С.Х.В.А.Т.К.А. - Андрей Левицкий

Отдуваясь, длинный сел на корме, взял весло и начал грести. Растафарыч тяжело ворочался в луже потемневшей от крови воды между лавками. Боцман отвернулся от них.

Прямо перед лодкой раскинулся соснодуб — кривые стволы, сросшиеся в большой решетчатый купол. Под куполом было темно, что-то булькало и пенилось, вода со всех сторон устремлялась туда.

— Это… — начал Боцман, привставая.

— Стойте, нам чё, туда?! — заорал сзади Жердь, позабыв про приказ.

Течение ещё усилилось, лодку всё быстрей несло к соснодубу.

— Шульга! — окликнул Филин, и Тимур посмотрел через плечо:

— Да, туда.

— Под соснодуб?

— Да.

Филин выпрямился.

— Зачем?

— Попасть к «менталу» можно через то место.

— Да что это за фигня?! — выкрикнул Жердь. Боцман сказал:

— Командир, под соснодубами образуются «газировки».

— Правильно! — подхватил Жердь. — Они кислоту и газы всякие выделяют, а те разъедают… Да вон же она, зелёная, в воде!

Грести больше не было смысла, и он бросил весло рядом со стонущим Растафарычем, лицо которого было залито кровью.

— Я тебе носяру сломал, а? — спросил Жердь злорадно. — Надо было все кости переломать!

Лодка всё сильнее качалась на волнах. Тёмная вода под соснодубом бурлила и пенилась, и словно бледно-зелёный туман клубился неглубоко под поверхностью, то выстреливая во все стороны извивающиеся щупальца света, то втягивая их обратно. Над «газировкой» вскипали пузыри и кружился большой водоворот.

— Шульга! — Ствол дробовика смотрел Тимуру в грудь, большие тёмные глаза буравили его.

— Это короткий путь к «менталу», — произнёс он ровным голосом и пошире расставил ноги на качающейся лодке. — Его мне и показал Стас. Или через Челюсти, или здесь.

— Как отсюда куда-то попасть? — спросил Боцман. — Там аномалия. Смертельная, мать её. Он нас в ловушку привел!

— Я не знаю как, но отсюда мы попадём к «менталу», — повторил Тимур.

— Тикать надо! — крикнул Жердь. — Ныряем!

Даже если бы кто-то стал грести обратно, лодку теперь было не остановить, сильное течение несло её к зелёному водовороту, клокочущему в тени под куполом.

— Командир! — позвал Боцман.

— Все на месте! — приказал Филин. — Жердь, не рыпайся. Шульга, так «ментал» где-то рядом? Это точно?

Вода грохотала, заглушая слова, свистел вырывающийся из неё газ, и Тимур прокричал:

— Я не знаю, рядом или нет, но он — дальше, за «газировкой»! Точно!

— Значит, ты мне больше не нужен, — сказал Филин и вдавил спусковой крючок.

Растафарыч, крякнув, врезал ему по ногам обломком весла.

Филин боком упал на борт, дробь ушла в сторону, вырвавшийся из ствола язык пламени опалил затылок Боцмана, тот заорал и открыл огонь. Автоматные пули раздробили доски прямо над сжавшимся на дне Тимуром. От боли из глаз Боцмана брызнули слёзы, и он стрелял, не видя куда. Растафарыч снова замахнулся, но Филин, не вставая, ткнул прикладом дробовика, попал ему в лоб и сбросил пленника в кипящую воду.

Нос, ставший дырявым как решето, потащило вниз: лодка достигла водоворота. Пули били в доски над самой головой Тимура. Протянув руку, он схватился за ствол АК и рванул его влево, вывихнув Боцману палец, вдавливающий спусковой крючок, а потом, когда выстрелы смолкли, дёрнул на себя. Выдрав оружие из рук бандита, привстал и швырнул автомат в стоящего на коленях Филина. Тот отклонился, дробовиком отбил оружие, и этой секунды Тимуру хватило, чтобы, перегнувшись через стонущего Боцмана, голова которого стала пятнистой от волдырей и порохового нагара, схватить контейнер, стоявший возле главаря.

Филин закричал.

Тимур спиной опрокинулся с лодки.

Его сразу завертело, кипящая зелёная вода обожгла, мерзкий запах «газировки» ударил в нос. Он прижал контейнер к груди, увидел над собой днище лодки, краем глаза заметил безвольно качающееся тело Растафарыча, потом Тимура развернуло лицом вниз, прямо под ним оказалось жгучее, пылающее кислотно-зелёным огнем ядро аномалии… и сильный поток швырнул его вверх.

Всплыв между огненными пятнами, Маша с шумом втянула ноздрями воздух. Несмотря на серьёзность ситуации, несмотря на опасность, нависшую над ней, и на то, что Индеец остался на лодке, девушка снова порадовалась самой себе. Вокруг вода — а она не боится! Как классно! Ей даже нравится здесь, нравится плавать, это приятнее, чем ходить по земле, потому что тело почти невесомое и можно по-всякому кувыркаться. Хорошо!

Нет, плохо. Лодка уплывала, и стало понятно, что Индейцу не удалось выпрыгнуть.

«Индеец» — так Маша называла его и про себя, и вслух. Он сказал, что это одно из двух его прозвищ, и оно нравилось девушке гораздо больше неказистого «Растафарыч».

Он вообще очень нравился ей.

Наверное, можно сказать, что она влюбилась. Первый раз в жизни.

Маша вдохнула полную грудь воздуха и собралась нырнуть, чтобы всплыть возле лодки и спасти Индейца, даже не задумываясь над тем, как сделает это на глазах у бандитов.

Рядом с ней вынырнул Гадюка.

Пятна огня чадили, к тому же он оказался в полоборота к девушке и потому не заметил её, но она хорошо его видела, ведь их разделяло не больше метра.

В зубах у него был нож, довольно-таки страшный с виду.

Пока бандит не обернулся, Маша опустилась под воду и быстро поплыла прочь, решив, что догонит лодку чуть позже.

Течение потащило тело к протоке, пришлось вовсю работать руками и ногами. Потом она стукнулась обо что-то головой, пощупала — это оказалась торчащая из дна жердь.

Маша всплыла возле мостка из вязанок, качавшихся на волнах, и увидела совсем рядом бюреров.

Они плыли на маленьких треугольных плотах из скреплённых веревками веток, причем плыли без весел — на корме каждой из четырех посудин лежало по паре бюреров, которые усиленно били ногами, выполняя роль подвесных моторов.

Каждый плот вмещал не больше пяти-шести карликов. На носу первого стоял вожак — здоровый, с лысой башкой, в набедренной повязке из больших вороньих перьев. В одной руке копьё, для бюрера просто-таки огромное, в другой щит, сплетённый из тростника. Больше всего Машу поразило то, что на щите был рисунок, выложенный более светлыми стеблями осоки, вплетённой в тростник. Хорошенько приглядевшись, на рисунке можно было различить череп и перекрещенные кости.

Течение вынесло из-за ближайшего шалаша, верхушка которого была стесана дробью, труп самки, качавшийся на волнах мордой кверху, и один из бюреров позади вожака взвыл. Бросив щит, он прыгнул в воду, подплыл к самке, стал толкать её к шалашу, поддерживая под спину. Из шалаша, баюкая раздробленную пулей ручку, выбрел жалобно подвывающий детёныш.