Отрок. Перелом - Евгений Красницкий

Крас направил коня к Игнату, чтобы доложиться наставнику, но тот махнул рукой в сторону Одинца. Крас хоть и покривился при этом, но коня повернул – с десятником не поспоришь.

Поспели ребята как раз вовремя. Коряжка с Дубцом и пришедшим им на помощь Лаптем в огромном котле, тоже взятом у врага, наспех приготовили болтушку из найденной в добыче муки и мелко покрошенных зайцев. Не домашние разносолы, конечно, но зато сытно, много и, что важно – быстро, а то отроки, проходя мимо костра, излишне заинтересованно поглядывали на кашеваров.

Все уж собрались ложки тянуть из-за голенищ, но Одинец заступил дорогу оголодавшим.

– Крас, бери в помощь Ершика, коней разгрузите и обиходьте, стреножьте – и пастись. Тяпа, Дубец! Нарубите жердин и какую-никакую загородку соорудите. Кони боевые, сами видите. Уйдут, во второй раз не сыщем. Бронька!

– Здесь я!

– Караул по двое кормиться будет. Двое стерегут, двое кормятся. Ясно?

– Сделаю, старшой!

– Остальные стол готовят. Негоже каждому на своей кочке ложкой махать, да и посуды у нас мало.

Он и сам уже готов был котел вместе с костром и рогульками заглотить – так есть хотелось. Но это другой, вчерашний Одинец мог бы стучать ложкой по котлу, ни о чем больше не думая. А вот нынешний, тот, который перешагнул порог первого боя, первой потери – пусть и не самого близкого друга, и первый раз увидевший страх врага, его слабость и его силу, просто не обратил на капризы прежнего ни малейшего внимания. Оставил ему какой-то дальний закуток, не позволяя высунуть даже носа.

– Крас, что стоим? Кого ждем?

– А пожрать? Со вчерашнего вечера не жрамши…

Расправив плечи, парень вызывающе глянул на Одинца, явно намереваясь настоять на своем праве. Допускать этого было никак нельзя – это Одинец понял сразу. Но в ухо заехать и заставить подчиняться не стоило: в драку кидаться глупо, силы-то примерно равны. И опять ответил Красу не прежний Одинец, а новый:

– Котлы с кашей не кони, не разбегутся, – спокойно, не замечая сжатых кулаков приятеля, проговорил он и, небрежно пожав плечами, бросил, отворачивааясь, – а коли не желаешь… Клим!

– Ну, здесь я… – отозвался Климка Слепень, получивший свое прозвище из-за больших зеленых глаз и волос непонятного светло-коричневого с серым оттенка, гривой спадающих на спину. Да и норов его вполне оправдывал. – Чего?

– Берешь коноводов под свою команду. Разберешься с конями, гони своих умываться на реку и к котлу. Там всем ровно поделят, никто голодным не останется.

Крас, уже готовый взбунтоваться, а то и подраться с «выскочкой», словно в пустоту провалился. Вроде и грудь выпятил, и голову вскинул, а петушиться не перед кем. А уж после того, как задиристый обычно Слепень бодро гаркнул: «Сделаем, старшой!», а сам Одинец двинулся дальше, как мимо пустого места, тут уж парню стало совсем лихо.

Все чего-то делали, у каждого была какая-то цель, а он вроде и не нужен. Вон, Слепень без него коней расседлывал, и Ермоха со Славкой слушались его, не отставали. Коряжка с Талиней тянули к столу, составленному из трех бревен, котел. Бронька с Лаптем несли караул возле полонян, Тяпа и Дубец махали топорами. Один он, Крас, получалось, остался без дела и, как последний дурень, не знал, куда деться. Идти работу просить? А к кому? К Одинцу? Так сам вроде его признать не захотел, да и стыдно, если уж себе не врать.

Про наставника ему и думать не хотелось: он же и велел Одинца слушаться. А когда все с работой закончат, да к котлу пойдут? Сесть к столу совесть не позволит, а в стороне от своих жаться тоже не дело.

Кулаки начали сами собой сжиматься, но тут из-под дерева поднялся не вмешивавшийся до сих пор Игнат.

– Одинец!

– Здесь, дядька Игнат! – вытянулся перед наставником парень.

– Ты вот что: пока все при деле, бери кашеваров, да в переметных сумах, что поснимали с коней, глянь. Может, хлеба или еще чего к столу найдете. А то, смотрю, котел от ваших взглядов ежится. Давай! – ратник наткнулся взглядом на набычившегося в сторонке Краса. – А ты тут чего к месту прирос? Работы не хватает? Не видишь, Славка один с конем никак не сладит? Бегом, пошел! Климке скажешь, старшой на помощь прислал.

– Сделаю, дядька Игнат! – у Краса полегчало на душе, словно ногу из-под копыта коня выдернул.

* * *

Весной в Ратном отроки не сразу признали старшинство новиков над собой. С какой это стати, мол, они тут будут распоряжаться? Десятники – понятно, а эти-то за что? Тем более что в первые недели ученичества парни показались мальчишкам тупыми и злобными мучителями.

Наставники все-таки вызывали уважение своими заслугами и возрастом, хотя и тут иной раз закрадывалось сомнение: как при такой склонности к бессмысленной жестокости и очевидных, по мнению отроков, глупости и упрямстве, именно этим дядькам удалось стать лучшими ратниками, да еще подняться в десятники? Не иначе, дурной силой и зверством подмяли под себя остальных.

А уж новиков – Евстигнея Коника с Еремой – новоявленные воинские ученики почти возненавидели. К тому же те доставляли им намного больше неприятностей, поспевая и примечая любую оплошность там, где наставники могли и не углядеть – не иначе, перед старшими выслуживались, оттого и лютовали хуже ворогов. Особо невзлюбили ученики Ерему, уж больно тот задавался и цеплялся по мелочам. Разница в годах не велика, а туда же – держался с мальчишками подчеркнуто строго, будто они и не из одного села. Всем своим поведением подчеркивал, что не ровня отрокам, даже своим родичам.

Как-то раз, доведенные до отчаяния, они решили отлупить задаваку всем скопом, подгадав момент, когда рядом никого из старших не оказалось. Попытка едва не закончилась нешуточной бедой. Нет, ни Ерема, которого все это действо, казалось, даже развлекло, ни отроки, на удивление отделавшиеся всего парой синяков, сильно не пострадали, но вот подоспевший на шум Коник едва не загнулся от смеха. Выжил он только благодаря приходу наставников, появление которых и положило конец этой потехе. Повторных попыток отроки не предпринимали, отложив свою страшную месть на потом. Когда выучатся получше.

Зато Коник – с лицом простоватым, пока еще покрытым мальчишескими конопушками, напротив, показался поначалу своим в доску. Не кичился тем, что сам уже новик, и не важничал – сразу позволил всем звать себя по уличному прозвищу, в отличие от Еремы, который за такое мог и по шее дать, как будто они не знали, что его все Селезнем кличут. С другой стороны, Ерема – имя короткое, его произнести можно на одном дыхании, а пока Евстигнея выговоришь, забудешь, зачем он понадобился, а на сокращенное «Стешка» получить по шее можно было уже от Коника: не баба, чай. А в остальном Коник держался по-свойски, смеялся вместе с отроками, если какая забава случалась, иной раз и сам шутил, не то что Ерема. В общем, отличался Евстигней Коник от учеников, казалось, только справой да выучкой.

Вот с ним-то и решил поделиться своими горестями отрок Захарка, которому в учении приходилось тяжелей других. Не по чьей-то злобе и не от того, что нагружали его больше прочих, просто так уж случилось, что до ученичества этот самый Захарка был в своей семье любимчиком. Старший брат погиб несколько лет назад и, кроме него, сыновей в семье не осталось, только четыре сестры-погодки, которые в своем братишке души не чаяли. Не то чтобы парень рос лодырем или неумехой, просто и сестрицы, и мать носились с ним не в меру и всячески оберегали, подпихивали лучший кусок да позволяли лишний раз отдохнуть. И от отца иной раз защищали тоже все скопом. Вот в учении воинском эта «забота» и аукнулось.