Садовник (сборник) - Валерий Залотуха

– Слушаю вас, Анна Ивановна!

– Я хотела бы отдохнуть недельку в каком-нибудь раю, только чтобы там совсем не было русских.

– Когда?

– Сегодня, а лучше прямо сейчас.

34. Салон самолета. День

Анна в бизнес-классе. Пассажиры рассаживаются. Стюардесса объявляет:

– Напоминаем, что на борту самолета пользоваться мобильными телефонами запрещено.

– Спасибо, что напомнили, – говорит Анна, доставая из сумочки мобильник.

– Вам можно, – шепчет, улыбаясь, стюардесса.

Анна набирает номер.

– Илья, ты где? Что там у тебя гремит?

– Я в спортзале, – торопливо откликается Илья.

– Послушай, – говорит Анна. – Я уезжаю на недельку отдохнуть. Возьми у Паши Лебедкиной ключи от квартиры и поживи у меня. Вынеси мусор, пообщайся с соседями, словом – посветись. Девушек не приводить, в спальню и ванную не входить.

– Хорошо, Анна Ивановна. Желаю вам хорошо отдохнуть.

Анна дает отбой, и тут же телефон звонит. Это Паша Лебедкина.

– Нюся ты где?

– Я в самолете.

– Улетаешь? Куда?

– Не скажу, разболтаешь. Слушай, тебе будет звонить Илья, дай ему ключи от моей квартиры…

– Я поняла, ты за помадой, – перебивает ее Паша.

– За какой помадой? – не понимает Анна.

– За той самой, счастливой.

– А, – вспомнив, усмехается Анна. – Ну да…

– Слушай, купи мне дюжину! Или лучше две!

– Зачем так много?

– Я хочу большого счастья.

– Хорошо. Извини, здесь ругаются, – говорит Анна, хотя никто на нее не ругался.

Телефон снова звонит. Взволнованные, перебивающие друг друга, Толстой и Сурепкин:

– Анна Ивановна, у нас появилась информация, что вы находитесь в самолете?!

– Да, нахожусь. Могу я недельку отдохнуть от того ада, который вы мне устроили?

– Но вы забыли – завтра сборный концерт в Кремле, и вы его открываете!

На лице Анны досада – она действительно это забыла, но тут же говорит с усмешкой:

– Не беда, откроет кто-нибудь другой.

– Но что мы им скажем?

– Скажите, что мне не нравится их возврат к самодержавию.

Анна дает отбой и набирает еще один номер.

– Алло… Мсье Жак? У меня к вам маленькая просьба, мсье Жак… В поселке Большие Сосны живет мой дальний родственник. Муж сестры жены, зовут Кузьмич… Дело в том, что он сломал ногу, и я хотела бы послать ему набор продуктов… Он человек простой, поэтому что-нибудь попроще… Записывайте, адрес…

35. «Рай». День

Открытая веранда ресторана. Много посетителей. Анна – за отдельным столиком. В руках – меню.

Перед ней застыл смуглолицый официант.

Анна обводит взглядом зал и спрашивает:

– Рашн но?

– Но, рашн, но, – успокаивающе говорит официант.

– О’кей, – удовлетворенно произносит Анна.

– Дринк? – спрашивает официант.

– Дринк, – кивает Анна.

– Водка? – на лице официанта легкая улыбка.

Анна задумывается на мгновенье и дает отмашку:

– Водка!

– О’кей, – говорит официант и уходит.

– Это в России пить нельзя… – задумчиво говорит Анна.

36. «Рай». День

Быть может, так выглядит рай: ослепительно-белый свет, изумрудная океанская вода, густая пальмовая зелень.

На скамеечке сидит наша звезда и, уронив голову на грудь, спит. Улыбается во сне. Невидимая райская птица издает над головой пронзительную трель, Анна вздрагивает и просыпается, смотрит вверх и по сторонам, зевает и сладко потягивается.

– Теперь я знаю, что такое рай. Это место, где тебя никто не знает и никто не спрашивает, сколько тебе лет.

Мимо идут смуглолицые аборигены. Многие с любопытством поглядывают на Анну, но хода не замедляют.

– Сколько ей лет? Сколько ей лет? – кривясь, передразнивает Анна своих соотечественников.

И вдруг замечает стоящего у пальмы аборигена, который смотрит на нее, как бы пытаясь ее понять. Анна усмехается:

– Ну, что смотришь? – спрашивает она и неожиданно для себя прибавляет выплывшее из глубин памяти имя: – Брик… «Ты был потрясающим любовником, Брик, потрясающим. Разве я не права? Все было естественно. Просто, само собой. И как ни странно, такое безразличие украшало тебя. И знаешь, если б я поняла, что мы никогда, никогда не будем вместе, я бы бросилась в кухню, схватила самый длинный и острый нож и проткнула себе сердце. Клянусь тебе! Только у меня никогда не будет очарования побежденных, никогда! Хотя сдаваться не собираюсь! Это будет победа драной кошки на раскаленной крыше. Ее задача – как можно дольше продержаться там, насколько хватит сил…» Ну что, не узнал? – после небольшой паузы обращается Анна к аборигену и вдруг замечает, что он здесь уже не один.

Мужчины и женщины смотрят удивленно.

– Не узнали? Это же Теннесси Уильямс! Наверное, он до вас еще не дошел… Что вы так смотрите?

И это не узнали? Ну, ребята… Это же «Укрощение строптивой»! Я играла Катарину двадцать пять лет. Пока не надоело. Все надоедает. Даже жизнь… И даже если вся она – на сцене, в кадре, на эстраде… Что у меня есть? Квартира на Остоженке? Да заберите! Антиквариат? Да подавитесь! Детей нет, семьи нет, вокруг – жулики, одна подруга, и та дура… Грустно жить, зная, что уже никто и никогда не сожмет твою ладонь в своей, не назовет тебя Аней и не скажет: «Я вас люблю». И что никогда-никогда уже не будешь встречать рассвет, как когда-то встречала… Никогда! Никогда…

Этот монолог Анна произносит так проникновенно, что незваные ее зрители начинают аплодировать. На лице Анны растерянность.

– Что вы в самом деле? Это уже не Шекспир, не Теннесси Уильямс и даже не Радзинский… Это просто я… Я – Анна Сапфирова…

Аплодисменты становятся громче. И тогда Анна кланяется, как на сцене.

37. Аэропорт. День

Дверь лайнера отворяется, и на трап выходит блистательная и обворожительная Анна. Внизу у самолета стоит ее синий «ягуар». Около него – Толстой, Сурепкин, Паша и Илья с роскошным букетом цветов. Несколько фотокорреспондентов беспрерывно мигают вспышками. Анна лучезарно улыбается, спускаясь. Илья бежит навстречу. Картинно обнимает Анну. Еще гудят турбины, поэтому все кричат.