Смерть в катакомбах - Ирина Лобусова

— Я не могу это принять, — на глаза Зины навернулись слезы.

— Ты моя невеста. Ты имеешь на него полное право. Я очень тебя прошу.

Крестовская взяла медальон. Золото неприятно холодило напряженные пальцы.

— Сохрани.

Возле двери он обнял ее за плечи, заглянул в глаза. Она все еще держала медальон в руке.

— Когда я вернусь, мы обсудим план нашего бегства, — улыбнулся Генрих. — Ты сделала меня очень счастливым! Если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю!

— Я тоже люблю тебя, — ответила Зина.

Он поцеловал ее в щеку:

— Мне пора. Моя…

Дверь захлопнулась. Крестовская еще несколько минут стояла под дверью, словно ждала, что он вернется. Но он не вернулся…

В комнате как-то моментально она почувствовала холод. Ее стало сильно знобить, но, отбросив теплую шаль, Зина решила сначала спрятать медальон.

Над буржуйкой была полка, где стояла шкатулка с самыми ценными ее вещами.

Встав на цыпочки, она попыталась достать шкатулку, но не удержала равновесие. Шкатулка, до которой Зина уже успела дотянуться, упала на пол, раскрылась, и прямо на верх буржуйки выпал чистый листок со штампом Еврейской больницы — тот самый, который Зина нашла в тайнике Германа Мелька…

Бумага легла на раскаленную поверхность буржуйки, Зина потянулась за ней… и застыла, не веря своим глазам! Сняв листок с углей Зина увидела текст…

На бланке отчетливо стали проступать буквы и цифры. Это была секретная запись. Оказывается, листок нужно было просто нагреть, подержать над огнем. Запись на русском и формула с цифрами и надписями на латыни проступили отчетливо. Не веря своим глазам, Зина вглядывалась в секретную формулу изобретения и разгадку убийства Антона Кулешова.

Но не это ее шокировало — Зина узнала почерк человека, который сделал эту запись… Поверить до конца в это она все еще не могла…

* * *

Содрогаясь от холода, Зина сидела в библиотеке медицинского института над увесистым справочником. Здесь работали новые люди, которые не знали ее. За одну марку старушка-библиотекарь нашла для нее нужную книгу. Зина выписывала в блокнот все данные о наркотических препаратах — тех самых наркотиках, на которых сидела почти вся гитлеровская армия.

Историки писали о пагубной зависимости рейхсмаршала Германа Геринга: тот пристрастился к обезболивающим наркотикам еще в 1923 году, когда получил пулю в пах во время провалившегося «пивного путча» в Мюнхене. И ко времени прихода нацистов к власти превратился в настоящего морфиниста.

После Первой мировой войны побежденная Веймарская республика стала «глобальным торговцем» кокаином и героином. Правда, в 1924 году кокаин в Германии был запрещен, но это только подстегнуло спрос на него. Уже три года спустя употребление кокаина достигло невиданных масштабов. Причем фармацевты вполне законно прописывали опиоиды для лечения несерьезных заболеваний, а наркодилеры поддерживали низкие цены: доза кокаина в пересчете на доллар стоила около десяти центов. Именно в тот период писатель Клаус Манн с горечью констатировал: «У нас была великая армия, теперь у нас великие извращения». А в 1936 году доктор Фриц Хаушильд из компании Temmler понял, что успеху американцев на берлинской Олимпиаде способствовал амфетамин бензедрина. Немецкий химик начал разрабатывать собственный препарат, год спустя запатентовал уже упомянутый первитин. Он продавался в Германии так же свободно, как хлеб.

Употребление первитина обосновывалось тем, что он якобы придает «многим гражданам энергию и выносливость, позволяя им быстро восстановить страну, которая борется за выживание». Препарат содержался даже в шоколадных конфетах. Студенты принимали его перед экзаменами, домохозяйки употребляли, чтобы снять депрессию. А с началом Второй мировой войны он нашел активное применение в армии. Так, новобранец Генрих Бёлль писал родителям: «Вы должны понимать, что в будущем я буду писать вам только каждые 2–4 дня. Сегодня я пишу, чтобы попросить вас выслать мне первитин!»…

Немецкое высшее командование восприняло наркотик как неотъемлемую часть военных действий, ведь этот препарат делал ненужным сон. Доктор Ранке, директор Института общей и оборонной физиологии, тоже получивший зависимость от препарата, говорил, что мог работать на первитине в течение 50 часов, не чувствуя усталости. Разумеется, официальная пропаганда молчала о том, что первитин вызывает сильнейшую зависимость и, как следствие, психические расстройства, галлюцинации, нарушение сна, рвоту, язвенные болезни. Для руководства Третьего рейха солдаты были всего лишь пушечным мясом.

Наркотики делали их более агрессивными в бою и, самое главное, лишали страха — естественного механизма самозащиты. Некоторые солдаты, ощущая перевозбуждение, волновались, что больше никогда не смогут заснуть. Однако в перерывах между приемом препарата у них начиналась мучительная ломка. Даже нацистские медицинские чиновники все больше со временем стали осознавать риски первитина — тесты показали, что навыки критического мышления солдат снижались тем сильнее, чем дольше они бодрствовали. Но и после того, как в апреле 1940 года широкая продажа наркотиков была ограничена, верховное командование немецкой армии издало так называемый «указ о стимуляторах», приказав произвести 35 миллионов таблеток для военного использования.

Действие наркотиков испытывалось на заключенных в концлагерях. Нацисты пичкали узников таблетками, заставляя их носить мешки с камнями, и наблюдали, как долго несчастные смогут работать под воздействием отравы…

Многие воспоминания принадлежат перу доктора Теодора Морелла.

Прежде чем стать в 1936 году личным врачом фюрера, он специализировался на дерматологии и лечении венерических заболеваний. Но преуспел на ином поприще, крепко подсадив своего пациента на наркотики. По его свидетельствам, во время войны он регулярно вводил Гитлеру метамфетамин. Пристрастился фюрер и к инъекциям с оксикодоном, которые получал несколько раз в день. Один из обнародованных документов свидетельствует, что с июля по октябрь 1944 года Гитлер 50 раз употреблял кокаин. И перестал принимать его после передозировки…

Доктор Морелл давал фюреру и стероиды, которые производились на фармацевтических заводах Германии из туш убитых животных. В течение девяти лет «лечения» Гитлера он, как полагают, давал своему пациенту от 28 до 90 различных лекарств. При этом мало кто в Германии догадывался, что вождь злоупотребляет наркотиками. В Третьем рейхе его воспринимали как «эталон здорового арийца». Подробные отчеты Морелла о медицинских процедурах фюрера убедительно опровергают этот миф. Очевидно, доктор подстраховывался на случай, если с «пациентом А» что-то случится…

Исторические факты свидетельствуют, что с годами фюрер все больше полагался на уколы Морелла. Однажды ночью 1943 года Гитлер проснулся от сильных болей в желудке. Зная, что на следующий день фюрер должен встречаться с итальянским диктатором Муссолини, Морелл дал ему первую дозу лекарства, которое было вдвое сильнее морфина…