Истории торговца книгами - Мартин Лейтем

Эдвард Рейнбоу, епископ Карлайлский, в своей речи на похоронах Сюзанны Ховард в 1649 году довольно пространно восхвалял оставленные ею маргиналии как доказательство ее живого ума. Это по-своему трогательно – отчасти потому, что она умерла в возрасте двадцати двух лет, зная, что ее горячо любимый и обожавший книги отец только что был приговорен роялистами к смертной казни.

«Производили на нее сильнейшее впечатление». Узнает ли кто-нибудь, что сильнее всего впечатляло нас? Жаль, что мои родители не высказывали свои мысли на полях книг, а оставили лишь несколько аккуратных подписей. Они не вели дневников – мало кто ведет, а если кто и берется за это, то тут же испытывает отвращение при виде той панорамы банальностей и малодушного блеяния, в которое со временем превращаются первые достойные Пруста записи. Но какие озарения, вдохновленные великодушными и непредвзятыми богами чтения, ложатся на бумагу в те эмоциональные моменты, когда книга трогает сердце! Думаю, эти божества зовутся Библиа и Интима. Они улыбаются, взирая на любителей писать на полях и заламывать корешки – на своих страстных почитателей. Их подземное царство охраняют библиотекари с орлиным взором. В их Элизиуме читатели с взъерошенными волосами, расположившись в увитых зеленью беседках и домах на деревьях, на кроватях и подоконниках, черкают и загибают страницы, телепатически общаясь между собой безо всякого труда.

Через десять лет после кончины Сюзанны Ховард, в 1659 году, чешский философ Ян Коменский предвосхитил мысль Стайнера в своих наставлениях по поводу книжных пометок, сделанных от руки:

Существовала целая знаковая система таких пометок. Роберт Гроссетест, своего рода средневековый Стивен Хокинг из графства Суффолк, чьи научные открытия на несколько веков опередили время, использовал для пометок на полях не менее четырехсот различных символов – их значения до сих пор до конца не расшифрованы. Различные замысловатые примечания на полях и по сей день остаются отличительной особенностью энциклопедистов и работающих на стыке дисциплин первопроходцев вроде Стайнера или Гроссетеста.

Философ-алхимик Джон Ди пользовался полями в качестве пространства для «тщательной обработки информации» – так утверждает Билл Шерман из института Варбурга, один из немногих специалистов, проанализировавших все символы, которыми оперировал Ди, делая пометки. Руки с указующим перстом, которые Ди рисовал на полях, отличаются рукавами – в зависимости от их роли в так называемом «каббалистическом анализе», как его называет Шерман. К несчастью, отправившись в путешествие, Ди оставил все книги на попечение своего ученика Николаса Сондерса. Тот присвоил и распродал многие книги, не забыв предварительно выскоблить и выбелить с их страниц имя Ди и многие из оставленных им на полях маргиналий, – лишь недавно это преступление было раскрыто при помощи рентгеновского излучения.

Эразм Роттердамский – это живое олицетворение эпохи Возрождения. Он не только сам имел привычку писать на полях, но и другим предписывал поступать так же: «Впоследствии, обученный этим приемам, при чтении авторов ты будешь бдительно подмечать всякий раз, когда встретится некое замечательное выражение, когда нечто будет сказано архаически или по-новому, когда некий аргумент либо остроумно раскрыт, либо искусно завуалирован, если какое-либо особенное украшение речи, или какая пословица, или какой пример, или какое изречение, которые стоит запомнить. И это место следует выделить каким-нибудь подходящим значком»[183]. Сам он с удовольствием пользовался большим многообразием знаков: «Причем нужно пользоваться знаками не только разнообразными, но и соответственно приспособленными…» Лютер, разделявший мнение своего величайшего противника в отношении читательских комментариев, исписал собственный экземпляр книги Эразма Роттердамского о Новом Завете бурными возражениями («Я не отношусь к разряду любезных читателей, а вас нельзя назвать любезным писателем») и придирками к авторской пунктуации.

Лютер выпускал пар – это один из примеров того, как, черкая на полях, можно снять стресс. Помочь эта привычка может и при первом знакомстве с трудной книгой. Декарт знал, что вникнуть в смысл его «Рассуждения о методе» было непросто. Мне уж точно так показалось, когда я принялся читать его, отмечая ключевые моменты, но, дойдя до середины, я наткнулся на фразу, которая меня воодушевила (я перефразирую многословие автора): «Послушай, не беспокойся, если все это тебе непонятно. Я рекомендую для начала ознакомиться с книгой поверхностно, отмечая интересные отрывки росчерком пера, а затем вернуться к началу и не спеша прочесть ее снова, наблюдая за тем, какое впечатление текст произведет при повторном прочтении».

Нам известна лишь малая толика всемирного богатства маргиналий. Те, что оставил Исаак Ньютон, до сих пор не расшифрованы и до конца не проанализированы. Даже в 1960-х годах книготорговцы и организаторы аукционов (в том числе и самый известный среди них – лондонский букинистический магазин Quaritch) продавали дополненные читательскими пометками книги по более низким ценам и вносили их в каталог в раздел «с пометками» или даже «потерявшие товарный вид». В 2019 году в газете Guardian была опубликована занявшая полстраницы статья о найденном в Филадельфии издании Шекспира с пометками, предположительно принадлежавшими перу Мильтона. Вплоть до 1960-х годов крупнейшие библиотеки мира игнорировали маргиналии, а то и вовсе выбеливали их. Даже сейчас их отношение к пометкам на полях неоднозначно, что вполне объяснимо. Если библиотеки и организуют выставки, которые дают возможность по достоинству оценить такие комментарии (а это происходит все чаще), то в каталогах фигурируют послания, которые можно расшифровать следующим образом: «Приятного чтения, но не вздумайте черкать тут свои идеи, если не планируете становиться знаменитым».

Магические заклинания и списки покупок

На протяжении большей части раннего Нового времени делать в религиозных книгах записи, отражающие инакомыслие, запрещалось законом, однако из-за дороговизны бумаги книги приспосабливались под самые разные нужды. Семейная Библия часто служила одновременно и книгой для записи дней рождения, бракосочетаний и смертей. Мало кто из нас сегодня может сказать, что у него найдется место, куда можно записать мысли о вселенской меланхолии и количество запасных простыней, а вот жившая в эпоху Реформации Мэри Иврард могла: в одной Библии осталась запись, где она горюет о разрушении местного храма Святого Креста неподалеку от города Бактон в Норт-Норфолке, а чуть ниже она пишет: «У меня в сундуке лежат 12 одеял и одна простыня». Энн Уизипоул каждый день оставляла по нижнему краю страниц своего молитвенника заметки о сражениях Войны Алой и Белой розы, а также о таких поворотных исторических событиях, как высадка будущего короля Генриха VII в Милфорд-Хейвене[184] – нечто вроде бегущей строки с экстренными новостными сводками Би-би-си.