Спящее золото. Стражи Медного леса - Елизавета Дворецкая

А много ли человеку надо, чтобы перестать быть живым? Да, он упрям в своем стремлении сохранить жизнь во что бы то ни стало, так изумительно упрям, что даже боги удивляются силам, которые пробуждает в их созданиях это желание. Но Рагне-Гейде вспомнилось, как горло Модвида встретилось с острием Поющего Жала – и все, только кровь на полу. «Ты же знаешь, я бессмертный!» Нет, она не верила в его бессмертие. Вигмар такой же человек, как и все, и смерть, жадная до всего живого и горячего, точно так же сторожит его малейшую неосторожность…

Отбросив одеяло, Рагна-Гейда придвинула к себе ворох своей одежды. То же самое свадебное платье, те же золотые застежки. Если что – для костра и переодевать не надо. Путаясь в собственных кудряшках, она кое-как, неумело заколола их на затылке и повязала белым женским покрывалом. Вообще-то голову новобрачной этим утром должны покрыть старшие женщины, но теперь уж не до обрядов.

Обряды гибнут, да и пусть их. Главное, чтобы выжило то, что они призваны хранить,– любовь к жизни и связь поколений.

По узким лесным тропам, по каменистым, скользким от изморози горным склонам не могло пройти большое войско, и фьяллям поневоле пришлось разделиться. Пять больших отрядов двигались по отдельности, но старались не расходиться далеко. То и дело над застывшим, продрогшим лесом взлетал густой рев боевого рога – воины перекликались, подбадривая друг друга.

Отряд Эрнольва шел первым. Сейчас все стало иначе, не так, как в первую поездку вокруг озера. Огненный меч Регинлейв невидимо для всех разрубил чары квиттингских духов, опутавшие берега, ехать было легко, тропинки, как колосья из развязанного снопа, бежали в разные стороны: вдоль воды, вверх по склонам гор, в долины. Оглядываясь, Эрнольв не узнавал местности: вроде бы он проезжал уже здесь, но в тот раз все выглядело по-другому.

Рунный полумесяц на груди был горячим, как маленькое солнышко, грел, дарил неисчерпаемую, будто летнее море, бодрость. Эрнольв чувствовал себя каким-то обновленным, как поток весенней воды, сбросившей лед и впитывающей первые слепящие лучи солнца. Он чувствовал в себе силу руками выворотить из земли любое дерево, но мысли его, вопреки всему, стремились не к битвам. Всю эту ночь ему грезилась не Регинлейв, а Свангерда. Казалось, любимая рядом, стоит за плечом. Только обернись – и встретишь ее любящий взгляд, ее ласковую улыбку. Эрнольв не понимал сам себя – сейчас, накануне кровавых сражений, ему мерещилось счастье любви, которого он еще не испытал. Никогда наяву Свангерда не смотрела на него так, никогда еще у него не было так тепло на сердце. Такое впору переживать перед свадьбой! Но вокруг – блеск оружия, боевые песни, которые хирдманы Арнвида пели всю ночь, восторженные выкрики Ингирид, перед которой снова открывалась дорога к вожделенному золоту Медного Леса.

И сейчас жена была где-то поблизости. Она не захотела ехать с мужем, да Эрнольв и не настаивал – сейчас ему еще меньше обычного хотелось видеть эту женщину рядом. Именно она, как камень в ручье, преграждала путь к этому, чудом приснившемуся счастью, и вспоминать о ней не хотелось, чтобы не рушить хотя бы призрачное блаженство мечты. Именно из-за Ингирид этим снам не суждено сбыться. Она сделала Эрнольва несчастным, но и сама счастья не обрела. Иначе на кой тролль ей сдалось бы это проклятое золото? Кто не умеет находить сокровища в человеческой душе, своей или чужой, тому только и остается, что отягощать грудь цепями, а руки – перстнями.

– Осторожнее, тут камни!– крикнул кто-то из едущих впереди.

Очнувшись от размышлений, Эрнольв заметил, что отряд переезжает вброд неширокий, глубиной по колено лошадям, но быстрый горный ручей. Из воды торчали острые бурые камни, пестрая галька густо усыпала его берега.

– Смотрите! Человек!– закричали разом несколько воинов.

Эрнольва эти крики застали как раз на середине ручья; внимательно следя, не оступится ли конь, он выехал на берег и только потом поднял голову. И вместе со всеми увидел тощую, юркую человеческую фигурку шагов на пятьдесят выше по ручью. Человечек был одет в рыжевато-бурые штаны и облезлую меховую накидку; издалека не удавалось даже разглядеть, старик это или подросток. Он возился возле самой воды, вроде бы выискивая что-то среди камней. То и дело он хватал что-то с земли и совал в небольшой, но тяжелый кожаный мешок, который волочил за собой по земле, перебираясь с места на место.

– Чего это он делает?– удивленно пробормотал кто-то из фьяллей.

Движение отряда остановилось, все не сводили глаз со странного старичка, по-мальчишески щуплого и проворного. Да, кажется, это именно старичок: тощенькая фигурка казалась скорее жилистой, чем гибкой.

– Рыбу, что ли, ловит?– предположил один из хирдманов, сам в это не веря.– Или ракушек каких-нибудь…

– Смотрите – блестит… – вдруг проговорил кто-то.

В россыпи пестрой гальки, между камнями, сразу несколько человек заметило неясный блеск. Желтоватый, похожий на золотой. Один хирдман, подъехав ближе, соскочил с коня и наклонился. Когда он разогнулся, у него на ладони был небольшой, с перепелиное яйцо, ноздреватый камешек тускло-желтого цвета.

– Золото… – растерянно пробормотал хирдман, подняв руку и показывая находку товарищам.– Золото!– вдруг закричал он, как будто только что сообразил.

Мигом рассыпавшись по берегу, фьялли спешились и стали шарить меж камнями. Над ручьем то и дело взлетали торжествующие крики: нашел! Нашел! И я нашел! И еще нашел! И еще! Чуть ли не каждый разглядел среди камней, на дне и на берегу ручья, золотые камушки, крупинки, осколки, большие и поменьше, окатанные водой и острые, как сколы кремня. Мокрые, холодные, они были тяжелы и осязаемы. Даже Эрнольв растерялся, разглядывая золотые самородки, которые с торжеством протягивали со всех сторон. Это не призрачное сияние со дна озера! Это настоящее, полновесное золото! Неужели все они правы: и Ингирид, и Ульвхедин, и Хардгейр Вьюга? Неужели золото Медного Леса так легко взять – стоило только перебраться на другой берег?

– Глядите – убегает!– крикнул вдруг кто-то.

Хирдманы вскинули головы. Старик с мешком, как будто лишь сейчас заметив чужих людей, кинулся бежать. Сгибаясь под тяжестью своего мешка, он устремился в лес.

– За ним!– взревели разом десятки голосов. У каждого мелькали обрывки алчных мыслей: отнять у старика мешок, полный золота, а заодно поглядеть, куда тот побежит. Может, у незнакомца в запасе такая гора сокровищ, что весь клад Фафнира покажется горстью зернышек, запасенных на зиму хомяком! Бросив лошадей, сжимая в кулаках или придерживая за пазухой свою добычу, хирдманы бежали за стариком.

Эрнольв бежал со всеми, но его мысли были не те, что у остальных. Разом вспомнились и олени с золотыми рогами, так же легко давшиеся в руки, и ужас, который за этим последовал. Как знать, во что превратится золото в руках фьяллей? Он даже выбросил под ноги тот единственный самородок, который подобрал сам,– драгоценность вдруг показалась противной и опасной, как змеиное яйцо.

А старик перебирал ножками со звериной быстротой и ловкостью, как жук, карабкался на склон. Его серый колпак, кожаный мешок на плече мелькали за лапами редких елок, усеявших длинный пологий склон, то ныряли в гущу можжевеловых кустов, то скользили меж камней. И сильные мужчины, не отягченные никаким грузом, кроме оружия, не могли его догнать; набавляя хода, когда старик терялся из вида, они торжествующе кричали, опять заметив его, и снова прибавляли хода, но беглеца настичь не удавалось.