Спящее золото. Стражи Медного леса - Елизавета Дворецкая

– Уйдет! Вон пещера! Уйдет!– кричали вокруг Эрнольва.

Он тоже заметил пещеру. Там, где пологий склон кончался, за маленькой тесной долиной поднималась новая гора, высокая и крутая, сплошь покрытая острыми выходами бурого камня. У подножия темнела узкая щель. К ней-то и торопился старик с мешком.

– Там его золото! Там сокровище!– торжествовали хирдманы.– Ох, уйдет!

Старик подбежал к пещере, ловко вскарабкался по камням к самому входу, вот-вот он исчезнет из глаз… Но не исчез. Он сбросил свой мешок на землю и трижды стукнул короткой палкой по скале возле самой пещеры. Каменный гул разнесся по воздуху, земля дрогнула под ногами, и фьялли невольно остановились. Каждое сердце затрепетало, подсказывая: сейчас что-то будет. Старик обернулся, впервые глянул на своих преследователей. Лучше бы он этого не делал: фьялли разглядели не человеческое лицо, а нечто, скорее напоминающее морду зверя. Тупое, дикое, обтянутое коричневой кожей, с провалившимся ртом и пронзительным взглядом, оно внушало ужас.

А гора вдруг сильно содрогнулась, поколебав землю в долине, так что и люди покачнулись, с трудом удержавшись на ногах. Потом еще раз, словно что-то огромное и живое рвалось на волю и не могло выбраться через узкую щель пещеры. Теперь фьялли и при желании не смогли бы бежать: давящее, близкое к ужасу чувство ожидания неизбежного сковало их железной цепью.

Гора содрогнулась в третий раз и вдруг разошлась почти на две половины. Узкий проход превратился в ворота, через которые без труда проплыл бы лучший боевой корабль Торбранда конунга на двадцать восемь скамей. И ужас сменился восторгом, от которого перехватило дыхание. Открывшиеся стены пещеры сияли разноцветным блеском. По самому верху змеились прожилки яркого золота, впаянного в каменную породу; ниже текли ручейки серебряной руды, еще ниже тянулась полоса меди, а в самом низу поднимался от пола широкий слой рыжего горного железа. Мудрец и колдун Стуре-Одд когда-то рассказывал о подобном: это называется «медная шапка». Такие вот горы, богатые всеми сокровищами, какие только сумели сотворить боги, захватили сварт-альвы и много веков подряд выбирают из них несметные богатства. А людям нечасто удается увидеть «медную шапку»: только если кто-то добьется расположения темных альвов, что почти невозможно, или силой заставит их раскрыть тайны, что возможно еще меньше.

Но ведь вот она, гора, полная всеми сокровищами земли, и путь к ней свободен. Сначала один хирдман, потом другой сделали первые шаги; людям хотелось просто прикоснуться руками к сокровищам, убедиться, что происходящее не сон. Старик исчез, но о нем уже никто не помнил. Онемевшей от изумления толпой фьялли ввалились в пещеру, способную принять еще пять раз столько же гостей, и нестройным потоком растеклись к стенам. Шаря руками по железной руде, они тянулись, стараясь достать хотя бы до меди, остриями копий пытались выковырнуть хоть кусочек, но порода держалась крепко. Золотые прожилки горели над головами так ярко, что не требовалось огня. Чуть дальше потолок пещеры понижался. Там можно будет потрогать и серебро, и золото…

– Стойте!– вдруг опомнившись, воскликнул Эрнольв. Словно чья-то сильная рука решительно сорвала завесу с его рассудка, он понял: эта пещера, полная сокровищ, есть новая ловушка, приготовленная здешними троллями. Куда приведет их подземная дорога? Что и кто там встретит? Выйдут ли воины обратно?– Стойте!– кричал он, хватая за плечи проходящих мимо и с ужасом бессилия вспоминая, что вот так же напрасно пытался остановить раудов, бегущих к сияющему озеру.– Вы погибнете там! Вы ничего не получите, ничего не найдете! Здешние тролли не отдадут ни крупинки! Они погубят вас! Вас сожрет эта гора! Сожрет! Возвращайтесь, пока не поздно!

Но, похоже, было поздно. Хирдманы не отвечали Эрнольву ни слова, они просто не замечали вождя. Мимо, поверх его головы их взгляды стремились к золотым молниям, бегущим по верху пещеры, на лицах застыло восторженное оцепенение. Кроме драгоценных прожилок в беловатой, полупрозрачной кварцевой породе, похожей на лед, для них не существовало ничего. Эрнольв кричал, даже бил своих товарищей, надеясь разбудить,– все напрасно. Они не замечали ударов, словно окаменев; непонятная, но могучая сила затягивала дальше и дальше внутрь горы.

Свет позади начал меркнуть, а золото оставалось все так же недостижимо высоко. Эрнольв бранился самыми последними словами, чуть не плача от бессильной ярости. Он один сознавал, что все эти люди обречены, больше никогда не увидеть им дневного света, но ничего не мог поделать. Не бросать же их, одному спеша обратно, пока выход из горы свободен! Вождь составлял одно целое со своей дружиной, и у них был один путь до конца.

Еще накануне вечером, слушая рассказы Эрнольва и его людей, Арнвид ярл пожалел, что в его дружине нет Сельви и Слагви, сыновей Стуре-Одда. Девятнадцатилетние близнецы славились как хорошие воины, но в далеких походах их ценили не за смелость и не за умение обращаться с оружием. Сыновья кузнеца-колдуна, водящего знакомство с троллем из Дымной горы, считались как бы живыми амулетами войска, охраняющими от любой нечисти и нежити. Если бы они были здесь, то и Арнвид, и все его люди чувствовали бы себя гораздо спокойнее.

И сейчас, зайдя уже довольно далеко на юг вдоль берега Золотого озера, Арнвид ярл снова подумал, как сильно не хватает тех двоих его многочисленной дружине. Рог Торбьерна Запевалы еще изредка ревел за дальним ельником, но отряд Эрнольва Одноглазого, шедший восточнее, уже давно перестал отзываться. Погода испортилась, серые тучи сомкнулись плотнее, откуда-то налетел резкий холодный ветер. Хирдманы прикрывали лица рукавицами и недовольно хмурились.

– Гадкое местечко!– бормотал Арнвид ярл, по привычке потирая рукой бороду.– Самое раздолье троллям!

– Что, опять иголки замучали?– мимоходом бросил один из хирдманов, Торгест Зубоскал.

Это была одна из любимых шуток, уже порядком прискучившая: тонкие рыжие прядки в бороде Арнвида напоминали пожелтевшие сосновые иглы, и когда он тер по привычке подбородок, непременно кто-то осведомлялся, не слишком ли сильно колются иголки.

Арнвид ярл хотел ответить, даже поднял голову, но вдруг остановился. Моргая под ветром, он вглядывался и не мог понять, не мерещится ли ему движение на вершине ближней горы.

– Эй, поглядите-ка!– позвал он окружающих, показывая рукой.

Склоны крутой горы покрывали заросли мелкой ели и можжевельника, а каменистая вершина оставалась свободна, словно нарочно предназначалась для троллиных плясок. И кажется, нечто подобное там сейчас и происходило.

Пять, шесть, семь – сосчитать не удавалось – расплывчатых фигур двигались по верхней площадке, то по кругу, то навстречу друг другу, то двумя рядами, то вразнобой. И все же в этих движениях присутствовал какой-то смысл: они составляли нелепый и причудливый танец. Головы и верхняя часть туловища неведомых плясунов окутывали серые плащи или шкуры – странным казалось, как умудряются они вслепую не сталкиваться и не скатываться с неширокой площадки на вершине. Серые шкуры почти сливались с тяжелыми облаками, следить за танцем было трудно, но оторвать глаз – невозможно; движение завораживало, каменило, пугало своей непонятной, но неоспоримой значительностью.