Меня зовут Бёрди - Франко Маннара

Город-нож

Острое лезвие

Стальной нитью мерцая в ночи

отражает лицо убийцы

искаженное

Капля крови алеет на стали

Город-убийца

Душегуб слепой и глухой к крикам

к стонам и воплям своих

Режет собственные вены

одну за другой

Ужас

и ярость

Здесь разделывают падаль на килограммы

Рвут куски от еще теплой туши

Город ест своих детей, насыщается ими

Как Фиест, пожравший свое потомство

Неведение наше

Волчица кусает и рвет

Ромул растерзан в клочья,

брат его в мерзкое месиво, каким побрезгует и шелудивый пес

Город, столица – шлюха, что всякий раз дает клиентам

наспех, кое-как

В гробу она их видала

Пусть все подохнут

Пахнет кровью, спермой, трахом,

ненавистью

И больше ничто ничего не стоит

Распродажа

Спускайте собак, на всех не хватит

Мясо по бросовым ценам

прямо с земли

Мухи жрут его сколько могут

пока не приклеятся к липкой ленте

А дети опять умирают

Глупость кому, а кому ненависть

Больше ничто ничего не стоит

Сама земля себя пустила с молотка

Всем дает за медный грош

Следующему поколению будет хуже

С кипящей, как скороварка, головой Паоло поднимается по лестнице, прыгая через ступеньки, достает из кармана ключи и входит в свою квартиру, закрыв за собой один за другим три замка. Пусть этот мир останется за дверью. Быстро нацарапав на листке крутившиеся в голове фразы, он бросает вещи в угол и включает стереосистему; ведет рукой по корешкам своей виниловой стены, пока не находит нужный. Палец останавливается на черно-оранжевом корешке: Neroli Брайана Ино. Неподвижная музыка. Именно это ему и нужно, что-то незыблемое, центр тяжести, на котором можно умоститься и отдохнуть. Первые ноты клавишных звучат в комнате, и он открывает окно. Серые призраки танцуют на улице, отскакивая от стен домов, гаргульи гримасничают в нескольких метрах от него, тянут колючие ветви-руки, но музыка не дает им войти. Паоло видит, как они кружат над городом, высматривая свои жертвы. Он ложится на пол, и звуки накатывают ласковыми, обволакивающими волнами, успокаивают, укутывают в живительный кокон. Но вновь и вновь возвращается цветок, все больше, все алее. Он расцветает каждую секунду, чтобы в следующую секунду завянуть. И кармин растекается по земле, струится по фасадам домов, заполняет сточные канавы, унося все с собой, топя в грязи, топь, трясина, цунами, липкий красный ливень. Лицо девушки. Потом – ничего. И все сначала.

Паоло прибавляет звук и закрывает глаза.

Прослушав альбом несколько раз в полусне, он наконец засыпает по-настоящему.

От телефонного звонка он вздрагивает. Он открыл глаза минут десять назад, но так и лежит в оцепенении, только дрожь электрическим разрядом пробегает по телу. Он снимает трубку.

– Паоло?

– Да.

– Это Шала. Где ты пропадаешь?

– То есть?

– Сегодня последняя репетиция перед концертом. Ты забыл?

– Да, то есть нет, я не забыл, просто расслабился немного и, кажется, уснул.

– Так просыпайся живо и дуй сюда, все тебя ждут.

– ОК, ОК, я еду.

Паоло хочется все ему объяснить, рассказать о том, что он видел, что делал, обо всем этом дерьме, с каждой секундой все глубже засасывающем мир. Но друг, конечно, подумает, что он опять обдолбался, и не поверит и половине. Он повторяет, что скоро будет, и отключается.

Все на месте, верные своим привычкам, Шала, Тони и остальные сидят по углам студии, покуривая косяки в ожидании опоздавших.

– Ба, наконец-то!

– Извините, ребята.

– Слушай, ты что-то хреново выглядишь.

– Ночевал у медведя в заднице?

– Играл лбом в бильярд?

– Отстаньте от него, парни!

Они хохочут. Все должно быть поводом для шуток, это одно из неписаных правил компании, единственное, позволяющее не допускать в свой круг дерьмо.

– Да, уж пожалуйста, отстаньте! – подхватывает он, улыбаясь. – Ну что, поехали?

Шала начинает на ударных вступление к Torpedo Chain Sex, этой песней они открывают большинство своих концертов. Инструменты ревут под их руками, и они устремляются в звуковой галоп на три с лишним часа, показывая на свой лад огромный кукиш действительности, этой незримой пелене, накрывшей их жизни, которую ощущает каждый. Когда же усилители могут наконец остыть, тревога рассеялась, растворилась в поту и киловаттах. Они расстаются, простившись до послезавтра.

– Не каждый день мы играем вместе на Празднике музыки.

– Точно.

– По крайней мере, будем под крышей. Льет каждый день!

– Точно.

– Встречаемся в зале в три?

– В три, заметано! Будьте умницами, и до среды, – добавляет Паоло, забирая свою гитару.

Он безвылазно просидит дома до дня концерта.

Почти каждый год, с тех пор как существует Праздник музыки, этот день занимается под пасмурным небом и мелким дождиком. Это ненадолго, обещает сегодня «Метео-Франс», но Паоло, раздвинув занавески, говорит себе, что не поверит им на слово и посмотрит. Он варит кофе и включает телефон, который со вчерашнего дня держал выключенным. Шесть сообщений от друзей, которые собираются прийти на шоу, четыре насчет аппаратуры для концерта и два с незнакомых номеров. Концерт бесплатный, это избавляет его от неизбежных просьб о приглашениях для тех, кто поздно спохватился, от которых его телефон буквально разрывается в последний момент. Паоло открывает сообщения с незнакомых номеров. Первое от Туртурро, тот пишет, что вернулся в столицу и придет на концерт, второе от Ибанеза.

«Есть новости?»

Он отвечает:

«Нет, а у вас?»

Почти сразу же телефон звонит.

– Так будет быстрее. Нет новостей о девушках или о чем бы то ни было?