Дай мне руку, тьма - Деннис Лихэйн

— Их подозревают? — спросил я.

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что Голт рекомендовал меня Дайандре Уоррен, а Джерри информировал меня по части распятий.

Болтон кивнул.

— Что только подтверждает наши подозрения о природе таинственной патологии убийцы.

— В чем она состоит? — спросила Энджи.

— Доктор Элиас Роттенхайм из Отдела по изучению поведения выдвинул эту теорию касательно таинственных, «спящих» убийц. Это относится и к утреннему разговору с доктором Долквистом. Цитирую доктора Роттенхайма: «Пациент соответствует всем признакам, свойственным страдающим двойным расстройством: нарциссическим синдромом вкупе с коллективным психическим расстройством, при котором субъект является возбудителем или источником».

— А теперь неплохо бы попроще, — сказал Девин.

— Суть теории доктора Роттенхайма состоит в том, что человек, страдающий нарциссическим расстройством личности, — в данном случае, скрытый убийца, — живет с ощущением грандиозности своих деяний. Любовь и восхищение ему необходимы для существования. Он проявляет все признаки социопатии, он одержим идеей собственного превосходства и считает себя гениальным, даже богоподобным. Что же касается коллективного психического расстройства, то убийца, страдающий им, способен убедить других, что расстройство это — совершенно логично и естественно. Отсюда и слово «коллективный». Он — источник и возбудитель иллюзий у других людей.

— Он убедил Эвандро Аруйо или Алека Хардимена, или обоих, — сказала Энджи, — что убийство — это благо.

— Похоже на то.

— Но при чем тут Голт и Глинн? — спросил я.

— Голт направил вас к Дайандре Уоррен. Глинн — к Алеку Хардимену. С одной стороны, действия обоих говорят об их невиновности, раз они хотят помочь. Однако вспомните, что сказал Долквист, — этот парень хорошо знает вас, мистер Кензи. Он бросает вам вызов, задирает, чтобы вы поймали его.

— Выходит, возможно, Голт или Глинн и есть таинственный партнер Аруйо?

— Думаю, все возможно, мистер Кензи.

* * *

Ноябрьское солнце вело безуспешную борьбу с вторжением на небесный свод армады туч сизого цвета. На солнце было еще достаточно тепло, чтобы ходить без куртки. В тени же впору было искать что-нибудь посерьезнее, вроде эскимосской парки.

Когда мы пересекали школьный двор, Болтон сказал:

— В том письме автор писал, что некоторые жертвы будут «достойны», а иные «встретят упреки».

— Что это означает? — спросил я.

— Это строка из Шекспира. В «Отелло» Яго заявляет: «Всегда невинных упрекают»[19]. Несколько ученых доказывают, что именно в этот момент Яго из преступника, имеющего мотив, превращается в существо, переполненное, как выразился в свое время Кольридж, «немотивированной злобой».

— Не совсем понимаю, — сказала Энджи.

— У Яго была причина, чтобы отомстить Отелло, причем коварно. Но у него не было причины губить Дездемону или лишать венецианскую армию талантливого офицера за неделю до нападения турок. И тем не менее, продолжают ученые, он был так воодушевлен своей способностью творить зло, что это стало, — возможно, помимо его воли, — достаточным мотивом, чтобы уничтожать любого. Он начинает игру с торжественного обещания наказать виновных — Отелло и Кассио — но в четвертом акте он уже настроен на уничтожение кого угодно — «невинные всегда упрек встречают» — только потому, что он может это сделать. Просто потому, что получает от этого удовольствие.

— И этот убийца…

— Может быть именно таким существом. Он убил Кару Райдер и Джейсона Уоррена потому, что они дети его врагов.

— Но убийство Стимовича и Стоукс? — спросила Энджи.

— Никакого мотива, — сказал Болтон. — Он сделал это ради развлечения.

Легкий кисейный дождик покрывал волосы и куртки блестящими крапинками.

Болтон полез в свой дипломат и подал Энджи листок бумаги.

— Что это?

Болтон отвел глаза.

— Копия письма убийцы.

Энджи отодвинула от себя письмо, как если б оно было заразным.

— Вы хотели быть в курсе, — сказал Болтон. — Так?

— Да.

Он указал на письмо:

— Теперь радуйтесь. — Он пожал плечами и пошел обратно в сторону школьного двора.

* * *

Патрик,

вся суть — в боли, пойми же.

* * *

сначала не было никакого плана, я убил одну женщину почти случайно, правда, и ощутил все то, что полагается ощущать при убийстве — вину, отвращение, страх, стыд, ненависть к себе, я принял ванну, чтобы отмыться от ее крови, сидя в ней, я блевал, но не двигался, пока вода не смыла ее кровь и мой стыд, а также смрад Моего смертного греха.

* * *

потом я осушил ванну, принял душ и…

жизнь пошла дальше, ведь что делают люди, совершив нечто аморальное, немыслимое? они «идут дальше», у них нет другого выбора, если они переступили черту закона.

* * *

так я продолжал Свою жизнь, и спустя некоторое время чувство стыда и вины сошли на нет. Я думал, они исчезли совсем, но нет.

* * *

и я помню, как думал, нет, это не так просто, но оказалось просто, и довольно скоро, больше из любопытства, чем из каких-то других побуждений.

Я убил еще, и на душе у меня стало хорошо, спокойно, примерно так, как у алкоголика после бокала прохладного пива в момент жестокого сушняка, как у любовников в первую ночь страсти после долгой разлуки.

* * *

забирать чужую жизнь, на самом деле, сродни сексу, иногда это превосходно, чистый оргазм, иногда так себе, ничего особенного, но что делать? тоже ощущение, но это всегда интересно, всегда запоминается.

* * *

сам не знаю, почему я тебе пишу, патрик. тот Я, который пишет, не таков, каков Я на работе, или когда убиваю, у Меня множество лиц, некоторых из них ты никогда не увидишь, некоторые никогда и не захочешь. Мне довелось видеть несколько твоих лиц — красивое, яростное, задумчивое и другие, но мне интересно, каким оно будет, если мы встретимся, и между нами будет мертвец. Очень интересно.

* * *

всегда невинных упрекают, слышал Я.

возможно, и так тому и быть, не уверен, что достойные жертвы на самом деле стоят всех тревог и волнений, которые они порождают.

* * *

однажды мне приснилось, что Я попал на планету, сплошь покрытую белым песком, небо тоже было белым, и все — только Я, рассекающий потоки белого песка, бескрайнего, как океан, и пылающее белое небо. Я был один, и мал. после долгих дней блуждания я чувствовал, что разлагаюсь, и знал, что умру в этих кучах песка под горячим небом, и Я молился, чтобы явилась хоть малая тень, и она пришла, у нее был и голос, и имя. — Пошли, — сказала Тьма, — пошли со мной, но Я был слаб, Я разлагался, Я не в состоянии был стать на колени. — Дай Мне руку, Тьма, — сказал Я. — и забери Меня отсюда навсегда, и Тьма сделала это.