Тупо в синем и в кедах - Марианна Гончарова

5

Со временем искусство всучивать Менделеева друг другу достигло небывалых высот. Предпринимались тонкие ходы. Причем оппонентам процесс нравился все больше и больше. Передавание денег различными путями все больше увлекало и волновало доктора и Мэри, пока оба как-то одновременно не догадались, что деньги тут вообще ни при чем…

Доктор решил поговорить с Мэри по-хорошему, мол, почему такой антагонизм к деньгам, не коммунизм же пока еще ведь. Он надел парадный костюм, шляпу, купил цветов и направился к Мэри. Как раз в это же самое время Мэри решила откровенно объяснить доктору, что эти деньги – годовой бюджет, можно сказать, одного чукотского поселения – не принесут ей счастья, и доктор должен сжалиться и прекратить этот террор. Мэри надела лучшее платье, тщательно уложила свои роскошные волосы, подкрасила губы и решительно вышла из дому, чтобы ехать к Вайнштейнам. У подъезда они в который раз столкнулись.

– Откуда такой антагонизм к… – начал доктор.

– Ваши деньги… чукотский бюджет… – вдруг заволновалась Мэри.

– У меня есть единственно правильное решение, – глядя в глаза Мэри, произнес доктор. – Уважаемая Мэри Иосифовна… Мэри… Мэричка… Давайте… Давайте оставим этот капитал в конверте с портретом ученого Менделеева…

– Да, оставим! – согласилась Мэри.

– В семье…

– Где? – удивилась Мэри. – В семье?

– Да! – выдохнул доктор. – В нашей семье. В нашей с вами семье, Мэричка… А что делать? Это, по-моему, будет единственно правильное решение. Это у нас с вами единственный выход.

– Ну что ж, – после долгого и напряженного раздумья вздохнула Мэри, – раз по-другому не получится, доктор Вайнштейн, придется. Что тут поделаешь…

6

А в это время как раз и пришла телеграмма из Владивостока от Мишкиного дедушки: «Слушайте как вам нравится мальчик таки да».

Прошло какое-то время, пока семья выяснила, что «таки да» означало, что мальчик поступил.

Совсем недавно Мишкина жена, кстати, врач-травматолог, прислала доктору и Мэричке газету, где была большая Мишкина фотография, сделанная в тот день, когда ему присвоили очередное звание. В рубрике «Ими гордится Морфлот». Фотография с подписью «Наш земляк морской волк Вайнштейн». Мишка там такой роскошный вице-адмирал флота с бородой, писаный красавец. А правая рука за спиной – это он трубку спрятал, знал, что папа и Мэричка увидят и будут ругаться на всю ивановскую, что Мишка курит.

Мэри и доктор очень гордятся Мишкой, они, конечно же, счастливо живут вместе.

Потрепанный конверт с портретом Менделеева хранится у них в семье как важная семейная реликвия.

Мне говорят, не вздумай туда идти. Там одни идиоты. Я сразу забеспокоилась. И поняла, что мне как раз туда! Именно туда. Потому что там, где для них совершенные идиоты, для меня – обожаемые, неповторимые, штучной выделки персонажи.

Приехала по делам родителей в одну организацию. Вахтер у входа в своей маленькой комнатке за стеклом. Резвый. Бдительный. Лысый, в больших очках и с бегающим глазом. Сбоку. На остром профиле. Как у курицы. Второй глаз закрыт бумажкой, вырезанной из обложки старой школьной тетради.

Он подносит свой профиль (на котором бегающий глаз) близко-близко к моему лицу и говорит:

– Ты пришла к кому.

Именно так говорит, утвердительно. Без вопросительной интонации. Кстати, я заметила, что сотрудники этой организации, на самом деле действительно милые ответственные люди, так разговаривают все. То есть они все время только уверенно утверждают. А я, как принято в моей семье, всегда отвечаю вопросом. Так у нас принято – отвечать вопросом. Эта привычка поддерживает беседу и не дает разговору угаснуть, потому что когда отвечаешь вопросом, на него, как правило, следует ответ.

Например, недавно:

– Вы не замужем.

– Почему? Кто вам сказал? Разве я выгляжу свободной женщиной?

– Нет, ну я же не должна знать, что вы – замужем. Я вас впервые вижу. Вы живете с родителями.

– Почему я должна жить со своими родителями? У меня что, нет своего дома?

– Нет, ну я не должна знать, что у вас есть дом и вы там живете.

Ну и так далее. И в таком диалоге мы с собеседницей составляем идеальный практически альянс, потому что наш разговор будет тянуться столько времени, сколько вопросов у меня накопилось на те утверждения, в которых абсолютно уверена моя визави.

И в тот день – вот этот вот на вахте. Вахтенный. Со сторожевой собакой он там сидит. Японский хин в попонке. Сторожевая собака, приветливая и ласковая, боится посетителей, дрожит, трусится, жмется к ногам хозяина.

Мне потом знакомая рассказывала, что этот хин там получает жалование за охрану учреждения. Ой, я вас умоляю… Пока я там ошивалась, он сладко спал и ухом не повел, этот караульный бойцовый пес. Ну те еще люди, та еще организация. Короче, он, этот с глазом, говорит:

– Ты к кому пришла!

– А к Михаилу Гершевичу можно пройти?

– А! – отвечает радостно тот, с бумажкой на глазу. – Да-а-а! Михаил Ге-е-ершевич! Так он сидит на втором этаже – ты его все равно не найдешь. Иди домой. Только надень капюшон. Там снег.

– Как это? – я в ступоре.

Мне говорили, конечно, я помню. Что там эти люди, они все… Но не настолько же!

– Вы понимаете, что мне очень надо? Он же лучший врач, так ведь? Могу ли я случайного человека вызвать к моему папе! Можно мне пройти и с ним поговорить? Показать папины бумаги, а? Может быть, он согласится со мной поехать сразу, проконсультировать? Вы понимаете, что я ехала в метель по Киевской трассе, а там ремонт дороги, как всегда у нас, мне пришлось по ухабам в объезд? Какое «иди домой»?

– Ну так, – равнодушно отвечает этот с бумажкой, – ты все равно не найдешь никого. Там очень запутанно, на втором этаже. Туда ходили уже. И не вернулись. Никто. И ты не вернешься. Ни-ког-да!

– Как это?

– А так это. Эти! Хм, эти! Они – такие люди. Они всегда теряются. Испокон веков. Теряются и ходят потом. Ходят-ходят. Блу-у-удят… По сорок лет. И ты заблудишься.

– Может, я спрошу у кого-нибудь?

– Не у кого! Там никого нет. А я не могу тебя проводить, я должен быть тут, на посту.

– Зачем меня провожать? Я что, сама не найду?

– Нет. Все ходили. Никто не нашел. Иди домой. Только надень капюшон. Там снег.

– Послушайте, вы что, не видите, что я уже не маленькая? Что вы меня домой гоните с капюшоном? Какое «домой»?! Вы пропустите меня или нет? – я чуть не плачу. Нарвалась. На персонаж.

– Ну хорошо! Хорошо! Орет она. Пришла тут! Ну иди! Только потом не обижайся. Иди давай! – одноглазый, по-моему, даже обиделся. – Второй этаж. Там будет дверь. Не думай заходить! Иди мимо. Дальше-дальше там. Иди-иди. Налево – р-раз, и заверни! Потом опять налево. Потом опять быстро-быстро налево! Зайдешь в белую две-е-ерь, там будет еще две-е-ерь, а та-а-ам…