Календарь Морзе - Павел Иевлев

– Говорила мне мама… – произнесла она с чувством, проходя мимо. Окатив меня холодным оценивающим взглядом, добавила: – Куда пялишься, когда я с тобой говорю? Собутыльник, что ли, твой? Такой же алкаш… А ну, домой пошли, я уж тебе…

Посочувствовав ее воображаемому мужу, я отправился дальше, и вскоре ноги сами принесли меня на угол, где, как выразился бы профессор, «имеет тенденцию быть наблюдаемым» кафе «Палиндром». В данный момент тенденция была ложной – кафе не наблюдалось, а из-за отодвинутой занавески предательски торчали белобрысые хвостики кого-то ростом чуть выше подоконника. Я помахал рукой, занавеска задернулась.

Длинные гудки шли долго, но все же трубку она взяла.

– Привет, помнишь меня?

– Вы Антон, – сказал детский голос, – это вы за окном?

– Да, это я. Как у тебя дела, о девочка, которую нельзя спрашивать, как ее зовут?

Голос в трубке захихикал.

– Подходи к окну, поболтаем.

– Не могу, у телефона провод короткий.

– Ну ладно. Чем занимаешься? Приходил к тебе кто-нибудь?

– Нет, ко мне никогда никто не приходит.

– А почему?

– Не знаю. Почему-то.

– Придумала новые палиндромы?

– Да, несколько.

– А как тебе такие: «Коту тащат уток» или «На вид енот – это не диван»? – припомнил я прочитанные на экране у Анюты.

– Вы подсматривали, да? – возмутилась девочка. – Вы подсматривали! Как не стыдно! Вы, наверное, плохой человек, маньяк! Не звоните мне больше!

Короткие гудки. Вот и поговорили.

Забавненько…

– Эй, дядька, дядька! – окликнул меня гаврошистый пацан, оборванный и босой.

На вид ему было лет десять, и он отвлек меня от созерцания двух молодых, весьма куртуазного вида дам, которые, возбужденно щебеча, пристально рассматривали что-то очень волнующее на абсолютно пустой кирпичной стене ничем не примечательного дома. Я от нечего делать пытался угадать, что именно они там видят, но расслышал только незнакомые названия брендов на ломаном французском.

– Эй, дядька, ты Антон с радио?

– Возможно, – ответил я, – а что?

– Дядька, ты какой-то мутный дядька! – сообщил мне сей отрок. – Я тебя спрашиваю – ты он или не он?

– Я – он, – не стал отрицать я.

– Меня волхв послал!

– Так иди, раз послал!

– Так я и пришел! Он меня к тебе послал!

– Тьфу ты… Дуремар, что ли?

– Волхв Беримир! – укоризненно поправил меня мальчик. – Велел сказать, что ждет тебя в Обители Рода. И что это важно.

– Важно? У Дуремара? Да ладно тебе, пацан…

– На нас напали! – прошипел мальчик свистящим шепотом, делая страшные глаза.

«Обителью Рода» Дуремар со товарищи называли длинный глинобитно-соломенный сарай, где они жили «традиционным славянским бытом в условиях чистой, не испорченной цивилизацией экологии». То есть в грязи и говне. Я однажды побывал внутри, и повторно посещать помещение, где на щедро посыпанном соломой земляном полу справляют нужду попеременно дети и котики, мне не хотелось.

– Проходи в Обитель, выпей узвару! – щедро предложил волхв.

– Спасибо за предложение, – вежливо отказался я, – но у меня кончился противоблошиный шампунь. Как-нибудь в другой раз.

– На нас совершено жестокое, вероломное нападение!

– Ты так говоришь, как будто вы, глядь, как минимум – княжество Монако.

– Рыбаки! Они на нас напали!

– Но вы, ведомые духом истинного славянства, оказали им достойное сопротивление? – спросил я, пытаясь найти на физиономии волхва следы боевых действий.

– Послушай, – обиделся Дуремар, – мы мирные люди, дети цветов…

– Дети цветов – это овощи. Давай по существу.

Со слов волхва выходило, что братцы-рыбатцы ворвались в их хлев, бесстрашно попирая сапогами антисанитарное благолепие традиционного уклада, и надавали его носителям обидных подзатыльников и подсрачников.

– А потом пришел он! – сказал Дуремар побледнев.

– Кто «он»-то?

– Карлик этот жуткий!

«Учитель искусства реальности», маг и провидец Аполлион Адимус вел себя непринужденно, «Братством Рыбака» командовал, как сержант срочниками, противно хохоча, хватал за всякие места женщин, отпускал унизительные шуточки, но нужен ему был Малдер. «Рыбаки» непринужденно вламывались во все помещения, срывая грязные занавески, которые заменяли неприхотливым роднолюбам двери, вытряхивали из сундуков тряпье, вываливали на пол имущество, топчась сапогами по фенечкам и керамике.

– А вы что делали в это время, воины Перуна? – поинтересовался я.

– А что мы могли сделать? – заныл волхв. – Их вон сколько было, и все здоровые такие…

– И вы отдали ему Малдера?

– Мы бы отдали… Но он пропал куда-то. А они, пока все не разгромили, не успокоились…

Карлик покинул этот оплот антисанитарии ни с чем, но, куда и как свалил тарелочник, осталось загадкой. Со слов роднолюбов, от наркоты он оклемался, но умнее не стал. Так и рвался на поиски приключений.

– А вдруг они вернутся, что нам делать?

– Что делать? У вас печка есть?

– Есть… – непонимающе уставился на меня волхв. – Истинное тепло в доме – только от живого огня!

– Раз печка – то есть и дрова, так?

– Ну, так…

– А раз есть дрова – то есть и топор. Дальше объяснять?

– Эй, но мы же… – запротестовал Дуремар.

– Да, вы овощи, я понял. Тогда не жалуйтесь, что вас крошат в салат.

Визитку Вассагова я потерял, номер его пропал вместе с телефоном, так что я просто пришел в серый дом и попросил охранника на входе сообщить обо мне. На удивление, мне даже долго ждать не пришлось.

– Приветствую вас, Антон, – он был мне рад. Ну или хорошо притворялся. – Чему обязан приятностию вашего визита?

– Вы, Александр Анатольевич, вроде как карлика искали? Аполлиона Адимуса, или как его там по паспорту?

– Так мы же его, спасибо вам, давно нашли! Именно там, где вы сказали, – в шкафу промеж трусов и прокладок. Гениальная догадка, поздравляю!

– И отпустили?

– А что же нам его, расстрелять, что ли? – удивился Вассагов. – Он, знаете ли, никаких законов не нарушил. Нести чушь за деньги – дело ненаказуемое, вам ли не знать… У нас были к нему вопросы, он на них ответил и отправился восвояси – уж не знаю, обратно ли в шкаф к трусам или еще куда.