Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941–1945 - Сергей Михеенков

Пленных завели за костел под прикрытие северной стены. Выставили часовых. Венгры сразу стали устраиваться на ночлег. Они поняли, что дальше их пока не поведут.

Роты окапывались перед оврагом. И в это время с Дуная в небо взвились три красные ракеты, и тотчас с катеров ударили установки «Катюш». Залп прошел прямо над нами. Все бросились в свои ровики, которые еще не были отрыты и наполовину. Было такое впечатление, что ракеты сейчас лягут точно по нашему склону, где окапывался батальон. Свои по своим – это на войне не редкость. И у нас это случалось, и у немцев. Я же рассказывал, как на Днестровском плацдарме их «лаптежники» отбомбили свои окопы. Но, к счастью, залп «Катюш» нас не задел. Огненные трассы прошли над нами и немного левее. Мы подняли головы, прислушались: снаряды ложились где-то позади нас, в районе венгерской траншеи, которую мы час назад атаковали и в которой захватили пленных. Над Дунаем вспыхнули зеленые ракеты – видимо, отбой. Больше «Катюши» не стреляли. И слава богу!

Потом выяснилось: моряки Дунайской речной флотилии не знали, что в Дунафельдвар вошли роты 8-го гвардейского стрелкового полка. Их разведка сообщила о нашем передвижении к Дунаю, но то, что идут свои, точно не установила. Моряки накануне пристреляли линию венгерской обороны. По ней и ударили.

Старший лейтенант Сурин, принявший на себя командование двумя ротами батальона, приказал мне произвести разведку противоположной стороны балки. Я поручил разведку троим опытным автоматчикам. Они проверили балку, вышли на другую сторону. Метрах в ста обнаружили позицию двух зенитных орудий. Орудия стояли в боевом положении. В ровиках орудийных двориков запас снарядов. Но расчетов возле зениток не оказалось. Пустовало и место стоянки тягачей. Такая картина стала обычной. Мы подходили – противник либо уходил, либо принимал короткий бой и спешно отходил.

Пока мои разведчики производили разведку противоположной стороны балки, другая группа побывала в Дунафельдвар и отыскала там штаб нашей роты и батальона.

Утром во взвод вернулись автоматчики первого конвоя. Я их возвращению был очень рад. Взвод сразу пополнился. Для первого эшелона пленные – всегда большая обуза. И зачастую расстрелы их происходили не по причине жестокости наших командиров и солдат, не из чувства мести, а стихийно, по большей части во время самого боя, когда еще не ясна обстановка и офицерам конечно же не хочется ослаблять свои подразделения, чтобы организовать конвои в тыл. Ведь солдаты конвоев, как правило, быстро не возвращаются. И не потому, что не спешат в бой, а потому, что надо идти неизвестно куда, да сдать пленных как положено, да все тебя в тылу останавливают, расспрашивают, как идет наступление, делятся табачком…

Утром начали наступление. Роты развернули фронтом на северо-запад. Город оставался левее. Он был уже занят нашими войсками.

Нашу роту поддерживал минометный взвод лейтенанта Соломатина и пулеметчики лейтенанта Полуэктова. Мин в обозе минометного взвода было мало, только на случай возможной контратаки противника. Лейтенант Соломатин нас об этом предупредил, что вперед придется лезть без его поддержки. Мы продвигались вперед быстро, и снабжение не поспевало.

Правый берег Дуная выше левого. На высотах правого берега и на береговых скатах немцы и венгры отрыли свои траншеи и ждали нас. Наступали мы по холмисто-овражистой местности. Прошли более трех километров. Все траншеи оказались брошенными. Ни немцев, ни венгров.

Как потом выяснилось, наши соседи, наступавшие на пригород Будапешта город Эрчи, форсировали рукава реки Дунай, захватили плацдарм и навели понтонный мост. Немцы и венгры, занимавшие оборону перед нашим фронтом, поспешно отступили, чтобы не оказаться в окружении.

С высокого обрыва мы заметили давно затухший костер. Спустились к нему. Среди остывших углей лежали наши мосинские винтовки, несколько автоматов ППШ и ручной пулемет. Приклады обугленные, но недогоревшие, почерневшие стволы. Мы осмотрели все окрестные овраги и заросли кустарника. Ничего больше не обнаружили. Случай этот остался загадкой для нас. О нем я доложил командиру роты. Старший лейтенант Макаров сам пришел посмотреть на находку. Постоял, посмотрел и пожал плечами:

– Может, трофеи? Не захотели больше таскать, вот и бросили в костер.

Но это было только одно из предположений.

Наступление продолжалось. Во второй половине дня мы вышли к железнодорожному полотну. Впереди по фронту виднелись какие-то постройки. Похоже, там был разъезд. Из-за построек велся артиллерийский огонь. Орудия стояли на прямой наводке. Под насыпью сидела, втянув голову в плечи, девушка-санинструктор. Левой рукой она напряженно придерживала тяжелую санитарную сумку, а правой самопроизвольно как бы защищалась от ударов взрывов артиллерийских снарядов, которые крошили вверху насыпь. Выше в гребне насыпи лежали с автоматами наготове двое морских пехотинцев.

Немцы вели огонь по линии железнодорожной насыпи. И морским пехотинцам приходилось перебегать пути под разрывами.

Мы тут же рассредоточились по склону насыпи. Подбежал морской пехотинец и стал расспрашивать автоматчиков: что за часть вошла в полосу их наступления? Я подошел к нему, представился. Он ответил:

– Отдельный батальон морской пехоты 83-й морской бригады Дунайской речной флотилии.

Они пытались занять города Эрчи и Эрд – пригороды Будапешта.

Погода испортилась, пошел сильный дождь. И тут прибыл связной от командира роты: приказ – повернуть на населенный пункт Адонь. Тут же по топографической карте определили направление движения моего взвода и расстояние. До Адони оставалось 7–8 километров.

К Адони мы вышли под вечер. Дождь лил не переставая. Так у них, в Венгрии, наступает зима. Представьте себе наше состояние. Весь день – по бездорожью, в цепи, с автоматом на изготовку. Мы все промокли насквозь. Цепи двигались правильным порядком – по лугам, по виноградникам, по огородам и улицам. В середине села заметили два грузовика. Выкрашены в песчаный цвет, кузова накрыты брезентом. Первое отделение бросилось к этим машинам. Пулеметчик залег за углом дома, чтобы контролировать улицу и все видимое пространство перед собой. Автоматчики осматривали машины. И тут из домов напротив выскочили водители. Это были венгры. Сопротивления они не оказали, подняли руки. Мы разоружили их, забрали ключи зажигания. На кузовах рядами стояли канистры с бензином. Шоферов начали допрашивать. На вопрос, как они сюда попали и зачем, они рассказали, что заехали к родственникам, так как дорога на Эрчи уже перехвачена русскими. В Будапешт они тоже проехать не смогли. Вот и приехали сюда.

Им можно было верить. Сопротивляться они не собирались. Винтовки стояли в кабинах грузовиков. В магазинах не было патронов. Подсумки лежали рядом, на сиденьях.

Вышли жители. Они подтвердили, что водители грузовиков их родственники. Особенно активно вела себя одна молодая венгерка. Лет двадцати пяти. Она хватала водителей за руки и утаскивала в толпу жителей Адони, собравшуюся к тому времени на улице. А нас расталкивала. Толкала в грудь ладонью, командовала по-русски. У нее выходило смешно. Никто из автоматчиков на нее не мог обидеться, потому что все сразу почувствовали ее игру. Венгерка была хитрая, она все хотела превратить в театр и увести водителей. Но мы их все же забрали и отвели в один из домов неподалеку. Выставили охрану. Одно отделение на ночлег расположилось на кузовах захваченных грузовиков, под тентами. Другие – в саду и огородах. Заняли круговую оборону. В дома венгров мы на ночевку не пошли. Долго еще от дома, где содержались пленные, слышался голос той венгерки.