Звезданутые в беде - Матвей Геннадьевич Курилкин

думать слишком тяжело. «Как Тиана смогла решиться? — мелькнула вялая мысль, — этому невозможно сопротивляться. Просто невозможно, и бессмысленно. Но она смогла».

Ложиться на пол Герман не стал. Он подошёл к стене, уже немного испачканной красным, развернулся, и принялся долбить её затылком. Удар. Больно. Но недостаточно. Герман ударил посильнее, с размаха. В голове вспыхнуло, перед глазами сначала мелькнули какие-то значки, потом потемнело. Зато депрессия немного отступила, появилась злость.

— Суки. Гражданство вы мне дали, да? — обратился Лежнев к бессознательному технофанатику.

Подумал немного и пнул его в живот. Да, в этот раз эмоция правильная — радость и удовлетворение. С этим стало легче, похоже, не до конца установленный имплант всё же удалось повредить. Хуже то, что ясности мысли это не добавило. Голова просто раскалывается от боли, перед глазами постоянно что-то мелькает — то какие-то пятна, то значки, и даже надписи. И ещё начинает тошнить — кажется, повредить удалось не только имплант, но и мозг. «Не придумывай, нет там никакого сотрясения, — подумал Герман. — Что тебе там сотрясать-то?»

Что делать, парень не знал. Голый, оружия нет. Где находится — непонятно. Высказывать протесты смысла нет — за него явно всё решили. Кто бы мог подумать, что научники решат вот так подгадить⁈ А казались такими равнодушными! Хотя не удивительно, с такими-то игрушками в голове. Удивительно, что они хоть какие-то эмоции демонстрируют!

— Так, ладно. Если не знаешь, что делать — надо просто спросить.

Две смачных пощёчины помогли технофанатику прийти в себя. Дождавшись, когда он сфокусирует мутный взгляд, Герман сказал:

— Мне нужна твоя одежда и мотоцикл. Хотя можно обойтись одеждой. Давай, раздевайся, а то убью. И без причитаний, пожалуйста. Я на ваше гражданство не соглашался. И тем более не соглашался, чтобы мне это говно в мозги пихали. Быстро!

Похоже, выражение лица у Германа было достаточно убедительным, так что спорить технофанатик не стал, молча принялся раздеваться. Пока ждал, Лежнев успел погрустить, порадоваться и ещё возбудился. Кажется, чёртова хреновина в мозгах до конца так и не сдохла, но работает теперь как-то неправильно. Настроение скачет из стороны в сторону. Лежнев вроде бы пока мог худо-бедно игнорировать перепады, боль в голове помогала. Главное, держать сосредоточенность на одной мысли. Ему нужно вернуться к своим. На ликса. А там хоть трава не расти.

Комбинезон, который он отобрал у технофанатика, обтянул тело, даря некоторую уверенность. Без одежды совсем некомфортно. К тому же у технофанатиков одежда ничуть не хуже, чем у киннаров: стандартная защита от жары и холода, самовосстановление до определённого предела, защита от не слишком сильных ударов, ну и возможность сохранить жизнь пользователю в открытом космосе в течение какого-то времени. Не слишком долго.

— Как добраться до моих? Быстро! И где мои вещи? — потребовал Герман, закончив одеваться.

— Я вам ничего не скажу, — неожиданно твёрдо ответил технофанатик. — Вы — преступник, а мне нужна медицинская помощь. Вы будете пойманы и наказаны, а меня вылечат!

— Угу. И тебя вылечат, и меня вылечат.

Разговор зашёл в тупик, пытками Герман заниматься побрезговал, поэтому снова вырубил собеседника. Вышел из каморки, осмотрелся. Судя по обстановке — такая же комната временного размещения, как та, из которой его забрали. Только планеты в панорамном окне не видно. Видно лишь сплошной желтовато-зелёный туман.

«Получается, я прямо внутри планеты. Надо как-то добраться до орбиты».

Задача казалась сложной, особенно на фоне жуткой головной боли. Как выбраться даже из комнат — непонятно. Голосового управления здесь нет, а управлять замками ему нечем. На всякий случай Лежнев подошёл к двери, потыкал в сенсоры. Перед глазами пробежала какая-то рябь, боль ещё усилилась, и стало очень смешно — вот и весь результат. Так, хохоча, Герман и встретил новых визитёров. Кто это был — какой-то аналог полиции, или те, кто должен был проводить эксперименты, Лежнев не разобрался. Сразу, пинком, вышвырнул первого сунувшегося в дверь, выскочил следом, принялся раздавать удары. Очень мешало то, что всё казалось ужасно смешным. И то, как сплющился нос после удара у одного из технофанатиков, и удивлённые глаза второго, когда его товарищ упал, и суетные движения третьего…

— Да, третьего. Третьего у меня день рождения! — рявкнул Герман, и, размахнувшись, швырнул какую-то палку в убегающего третьего. Палка оказалась достаточно увесистой, чтобы сбить беглеца с ног, и Лежнев решил, что таким полезным инструментом разбрасываться не стоит.

— Бедолаги вы, — смотреть на распластавшихся по коридору технофанатиков было ужасно печально. До слёз и соплей печально, такие они были жалкие и несчастные, когда Герман вязал их снятой с них же одеждой.

— Ты всё равно не сможешь сбежать, — один из пленников уже очнулся. — Мы находимся на нижних уровнях города, это научный сектор, без специального пропуска ты не сможешь добраться до транспортной системы! Взываю к твоему разуму! Прекрати сопротивление! Ты и твоя родная планета нам нужны! Вам будет лучше в лоне родной цивилизации.

— Ой, иди ты нахрен, проповедник хренов, — ответил Герман, — Настоящие Адептус Механикус бы вас анафеме предали! Еретик!

Но к сведению информацию принял. «Значит, до транспортной системы надо будет добраться? Ну ладно, доберёмся как-нибудь». Имплант ныне завис на глубокой печали. Лежнев шёл по коридору и слёзы струились по щекам. Неудержимо.

— И всё равно, это лучше, чем депрессняк, — всхлипывая пробормотал парень, — хоть двигаться можно. Нет, но как они могли так со мной поступить⁈

Палка, которую подобрал Герман, оказалась вовсе не палкой, а каким-то сложным технофанатским инструментом. Многофункциональным, наверное, судя по экранчику и наличию кнопок на рукояти. Ни определить назначения, ни активировать этот инструмент Герман никак не мог, потому что он толком не реагировал на попытки им управлять. Иногда, видимо в минуты всплесков активности от сломанного импланта в башке, на экранчике в рукоятке появлялись надписи, что-то светилось на конце, но потом снова гасло. «Хотя какая разница? — думал Герман, — Нам важно, что она увесистая и прочная, остальное от лукавого. А ещё — что двери здесь, внутри научного сектора не слишком прочные» — это он добрёл до конца коридора и упёрся в очередную закрытую дверь. Пластик оказался не слишком твёрдым, и вполне поддавался ударам. Герман уже практически закончил доламывать несчастную дверь, когда она открылась сама. Среагировать парень не успел — в лицо прилетело чем-то острым, он отшатнулся, потом с яростью бросился внутрь, размахивая палкой направо и налево.

27. Герман Лежнев, плакса

За дверью оказалось что-то вроде площади с расходящимися коридорами. Народу вокруг — много, даже слишком. Или это у Германа начало двоиться в глазах, потому