Звезданутые в беде - Матвей Геннадьевич Курилкин

голова почти не болит!» — с этом состоянии хотелось во всём находить хорошее. Голова болеть действительно перестала, зато кружилась теперь гораздо сильнее. Герман зажмурился даже, но помогло не особенно. Так и перебирал ногами и руками. Настроение опять сменилось — теперь пришло время заниматься самобичеванием. Полезли дурные мысли. Действовал он глупо. Можно ведь было как-нибудь договориться! Ещё и девчонку, которая точно ни в чём не виновата, чуть не угробил. А может, и угробил — не факт, что они успеют добраться! Оценить расстояние до цели не представлялось возможным — стоило открыть глаза, как голова начинала кружиться ещё сильнее. Того и гляди стошнит, хотя и нечем уже, вроде бы. В закрытом наглухо, плотно облегающем тело и лицо комбинезоне — смерти подобно.

В какой-то момент стало ещё хуже. Двигаться стало тяжелее. Лежнев сначала решил, что это очередные шалости пошедшего в разнос организма, потом сообразил — наклон лестницы меняется. Если раньше парень лез по вертикальной стене, то теперь наклон стал отрицательным. В комбинезоне были какие-то устройства, позволяющие держаться, но всё равно стало ещё тяжелее. Ноги и руки будто чугунные — стоит оторвать от поручня или ступеньки, как конечности с неудержимой силой оттягивает вниз. Вернуть их к новой ступеньке адски сложно.

Счётчик закончил отсчёт уже после того, как наклон стал положительным. Резко стало не хватать воздуха. Он вроде бы ещё дышит, но надышаться не может, а перед глазами всё больше разноцветных пятен. Лежнев упорно продолжал переставлять ноги и руки, сам не понимая, зачем. Он ведь не сможет найти техническую дверь, и заставить учёную его открыть — тоже. В какой-то момент Германа что-то дёрнуло в сторону, он ещё успел почувствовать, что падает, и потерял сознание.

Очнулся от боли. «Опять у меня всё болит», — мелькнула привычная мысль, ещё до того, как он окончательно пришёл в себя. Потом пришли воспоминания, и стало не до боли. Парень распахнул глаза, и обнаружил себя лежащим в каком-то тёмном помещении прямо на полу, судя по тому, что спине и, особенно разбитому затылку твёрдо. Воздух есть. Гравитация нормальная. Имплант по-прежнему работает криво — хочется убивать и плакать одновременно.

— Я пытаюсь проанализировать свои действия, и выходит, что я сошла с ума. Скажи, твоё безумие заразно?

Сначала он услышал голос, потом в поле зрения вплыло лицо. Учёная — технофанатик смотрела на него укоризненно, отчего к гневу и печали добавилось ещё и раскаяние.

— Вообще, да, — честно признался Герман. — Я обычно дурно влияю на людей, с которыми долго общаюсь. Но на тебя ещё не должен был, мы недостаточно знакомы. В чём оно у тебя проявляется?

— В том, что я тебя не оставила снаружи, когда открыла дверь в технические помещения. По всей видимости, это результат работы твоего импланта. Он всё ещё отправляет в эфир сигнал о том, что ты принадлежишь моему народу, и я инстинктивно делаю всё необходимое, чтобы тебе помочь. И это при том, что мой имплант гораздо совершеннее, чем твой, и действует намного мягче.

— Это почему такая несправедливость? — уточнил Герман.

— Тут как раз всё очень справедливо. Я — научный работник. Давно известно, что интеллектуальную работу гораздо лучше выполняют те, у кого эмоциональная коррекция снижена до минимума.

Всё это было очень интересно, но нужно было вставать. Не хотелось совершенно. Кажется, чёртов имплант совсем пошёл в разнос. Слишком много эмоций, и слишком разные. «Это мне наказание», — понял Герман. Он вдруг сообразил, что примерно также себя чувствовали те киннары, которых свела с ума рехнувшаяся система управления. Теперь парень на своей шкуре понял, как сходят с ума от бури разных, не сочетаемых друг с другом гормонов. Держался пока только потому, что понимал — это временно. И это неестественно, на самом деле не он грустит, веселится, злится и боится одновременно, а клятая железка в голове.

Воздвигся на ноги, хотел что-то сказать, и тут стошнило — едва успел отвернуться, чтобы не забрызгать спасительницу. На удивление, стало немного легче.

— Короче, мне надо к своим, — прохрипел парень. — И я до них доберусь, пока эта дрянь в голове окончательно не свела меня с ума. Спасибо за помощь, мы с вами свяжемся.

28. Тиана ди Сонрэ, нарушитель

Пропажу Германа заметили не сразу. Проснулась Тиана вполне довольная жизнью. Кажется, всё действительно налаживается — если уж в общем им не отказали, значит, дальше остаётся только договориться. Может быть, как предполагает Герман, придётся поторговаться, но они справятся — в этом Тиана была уверена. Ещё и новости хорошие пришли — в прямом смысле. Выйдя из спаленки, она обнаружила Железного дровосека — адмирал неподвижной фигурой возвышался в кресле. Кажется, тоже любовался видами газового гиганта, хотя кто знает, что происходит в его голове? Тиана неожиданно поняла, что рада видеть адмирала. Сказать, что он стал за время знакомства другом нельзя, но девушке нравилась его невозмутимость, вечное спокойствие, верность принципам и готовность к новому.

— Здравствуйте, адмирал. Вас, наконец, отпустили?

— Да, я прошёл проверку. Признано, что я не подвергался влиянию представителей вражеской ветви. Я восстановлен в правах и обязанностях. Однако флот мой уничтожен практически полностью, новый я пока не могу получить в подчинение. Меня временно прикомандировали к вам в качестве консультанта и, возможно, гида. Вас устраивает это назначение?

— Очень рада! — Тиана говорила совершенно искренне, тем более что нынешняя провожатая ей жутко не нравилась. Слишком пристально смотрит на Германа, да и сам Герман её как-то чересчур внимательно разглядывал!

— В таком случае предлагаю отправиться на прогулку. Зная ваш характер, предположу, что вам очень любопытно посмотреть на нашу жизнь.

Из соседней комнаты появился заспанный, зевающий Лорин, тоже сдержанно обрадовался знакомому, и ещё больше — предстоящей экскурсии.

— А где Герман? — поинтересовался Железный дровосек. — Мне хотелось бы обсудить с ним некоторые вопросы теологии. И с уважаемым Кусто — тоже.

Герман что-то действительно разоспался, так что разведчица решила его разбудить. Она вошла в комнату, и даже не сразу поняла, что произошло что-то ужасное. Хотела ещё попенять, что он снял скафандр, хотя ведь договаривались, что на вражеской территории этого делать не стоит! Наверняка решил оценить местный душ. Стоило ли рисковать собственной безопасностью ради такого убожества!

Подозрения начали появляться, когда даже через пять минут напарник не вышел из комнатки для омовения. Уже чувствуя нехорошее, девушка заглянула туда сама. Комнатка оказалась пуста. Сначала был короткий ступор. В голове проносились мысли — от самых дурацких, что напарник решил так глупо пошутить, до самых