Нарушаю все правила - Эми Эндрюс

на него. – Вроде гремучих змей. А еще… волков и койотов. И-и… у вас тут водятся медведи?

У Остина вырвался громкий, сотрясавший всю утробу, смех.

– Мне кажется, тебе тут нечего бояться волков, койотов и медведей!

– Чего не скажешь насчет гремучих змей.

– Знаешь, они сильнее тебя боятся, чем ты их.

Беатрис уперла руки в бока:

– Хочешь со мной поспорить?

Она вновь боязливо поглядела во тьму, покусывая нижнюю губу.

– Могу сходить с тобой, – предложил Остин. Он и сам не прочь был отлучиться с той же целью.

Плечи у нее заметно расслабились.

– Спасибо.

Улыбнувшись, Остин сходил к кабине пикапа за фонариком. Вернувшись, сразу зажег свет и направил луч перед собой:

– Пошли.

Беатрис взяла его за руку, и они направились за своим мощным светочем к ближайшим деревьям.

– Вот здесь и остановимся, – сказал Остин, вручая ей фонарик и отступая в сторону.

– Ты куда? – с паникой в голосе спросила она.

– Просто даю тебе некоторое пространство, чтобы ты спокойно сделала свое дело.

– Ясно. Ты только здесь постой, ладно? И… повернись спиной.

Остин плотно сжал губы, чтобы не рассмеяться, и послушно отвернулся. Послышался звук расстегиваемой молнии, затем шуршание одежды, при этом луч фонарика отчаянно заплясал. Затем послышалось тихое «бум», при этом луч резко опустился, и Беатрис выругалась, но уже через пару секунд лучик снова задергался: фонарик явно подняли с земли.

На мгновение повисла тишина, потом Остин услышал:

– А не мог бы ты посвистеть? Пожалуйста!

– Посвистеть? – недоуменно поднял брови Остин.

За лопатками у него послышался шумный раздраженный вздох.

– Ну да. При мысли, что ты услышишь, как оно журчит, сразу пропадает желание это делать. Понимаешь?

Тут он уже не смог сдержать смеха.

– Может, еще какие пожелания?

– Очень смешно, Остин!

На сей раз он все же подавил хохот. Подумал, что это на самом деле очень уморительный эпизод. История, которую, как он надеялся, когда-нибудь забавно будет вспоминать, рассказывая, как они впервые ночевали вдвоем под звездами. Тем не менее желание Беатрис являлось для него законом, и Остин принялся насвистывать ковбойскую песню Бинга Кросби «Home on the Range», что оказалось не так-то просто, поскольку он при этом тоже пытался отлить и не расхохотаться.

– Ну ладно, все, – пробормотала Беатрис, когда он дошел до конца припева. – Хватит уже.

Остин ухмыльнулся, застегивая молнию.

– В будущем постарайся мне напомнить, чтобы я не слишком напивалась там, где в окрестностях нет уборной, – сказала она из-за спины у Остина и продела руку ему под локоть.

Он поглядел ей в лицо. Беатрис улыбалась ему широкой счастливой улыбкой, словно в ее глазах он был рыцарем в сияющих доспехах, только что сразившим дракона, а не парнем, посвистывающим «на стреме», пока она справляла нужду. У Остина не раз случались на работе ситуации, когда люди открыто выражали ему благодарность и смотрели на него как на героя. Но никогда он не ощущал себя настолько исключительным, как сейчас, когда он стал «героем Беатрис».

Вернувшись к пикапу, они забрались в кузов, поскидывали на землю обувь и залезли под одеяло. Стянув с себя одежду, затолкали ее рядом с постелью, на днище, чтобы утром поскорее одеться, не замерзнув.

– Вот это да! – изумленно воскликнула Беатрис, когда наконец откинулась назад и поглядела в ночное небо. – Просто нечто феерическое!

– Ага.

Луна еще не успела подняться, и в черном небе не было ни облачка. Свечение от углей костра тоже было слишком слабым, чтобы помешать ночному видению. Над головой, пронзая светом студеную пелену ночи, раскинулась гигантская люстра из мерцающих звезд. В какой-то момент по небу скатилась падающая звезда, и Беатрис, указав на нее, восторженно ахнула.

– А ты знаешь какие-нибудь созвездия? – спросила она.

Чего не было, того не было. Брат его знал все созвездия наперечет. Черт возьми, вот Клэя вполне можно было назвать заядлым астрономом-любителем. Но Остин по части звезд скорее склонялся к мистической стороне вопроса, нежели к фактам. Впрочем, сейчас он вполне готов был прикинуться знатоком.

– Разумеется. Меня в этих краях даже прозвали Галилеем.

Указав на сиявшее над ними скопление звезд, он вывел пальцем нечто вроде недописанной S:

– Вот это Шары, созвездие Гремучей змеи. Видишь, как изгибается на конце? Это и есть ее гремучка.

Беатрис рассмеялась.

– Ну да, вижу.

– А вон там, – указал он левее, – Прекрасная Беатрис.

– Ты серьезно?

– Угу. Смотри, вон как заметен изгиб ее талии. – Он изобразил в воздухе линию, соединявшую совершенно не связанные между собой звезды. – А вон там и там, – ткнул он два раза пальцем в воздух, – это ее сосцы…

Тут же ее волосы щекотно скользнули у него по шее. Она со смехом ткнулась лицом Остину в грудь и легонько прихватила ему зубами сосок. Все тело тут же отозвалось, полыхнув желанием.

– Ты бессовестный врун, Остин Купер!

Он ухмыльнулся:

– На чем, интересно, я спалился?

Она приподнялась на локте, свесив волосы вперед.

– По-моему, мне следует наказать вас за дискредитацию доброго имени средневекового астронома. Какой городской закон вы нарушили, офицер Купер?

– Ой… наверное, пять-шесть-девять-четыре, раздел Б, пункт третий. Мне грозит какое-то особое наказание?

– Я думаю, за это вас надлежит как следует отодрать.

Остин стиснул губы, чтобы не расхохотаться. Или не взмолиться о пощаде.

– Ну… если без этого не обойтись…

Многообещающе улыбнувшись, она потянулась рукой под подушку, где Остин успел припрятать запас презервативов. Достав один, Беатрис надорвала пакетик, одновременно перекидывая ногу через его живот. В мгновение ока она села на него верхом, отчего одеяло откинулось само собой, оставив их обнаженными. Студеный воздух возбуждающе овевал его разгоряченное тело, а холодные пальцы Беатрис подвергали настоящей пытке его распаленный, упругий член, с безжалостной деловитостью надевая на него «резинку».

Его частое дыхание с присвистом вырывалось в воздух, сопровождаемое облачками пара. Как такое возможно, чтобы было так жарко и так холодно одновременно? Руки Остина ухватились за ее бедра, глаза жадно заскользили по ее шее, по округлостям груди, между тем Беатрис, протянув руку, решительно направила его приятеля к себе.

Затем медленно, очень медленно, откинув голову назад, она вобрала в себя невольно постанывающего Остина, соскальзывая все ниже, ниже и ниже, обхватывая его своей шелковистой жаркой плотью, – пока он не оказался в ее лоне так высоко и плотно, что Остин даже не знал, где заканчивается она и начинается он. Сердце бухало медленно и гулко.

– Ты ведьма, – выдохнул он, глядя на восседавшую на нем Беатрис – восхитительно нагую, с торчащими заостренными сосками. Волосы у нее венчала целая галактика звезд, словно это была прекрасная богиня ночи.

Она