Чужой муж - Елена Арсеньева

Лиля часто размышляла о том, как же она будет жить, когда родится Аришка (в том, что это будет девочка, она не сомневалась ни минуты). Кто ей поможет?.. Ну что ж, придется взять другую няню. Римме уже не справиться!

– Ничего, дочуня, вырастим твою ляльку, – подбадривал ее отец. Теперь они виделись часто: гибель Кости уничтожила все, что когда-то разделяло их, а беременность Лили сделала ее такой слабой, такой нуждающейся в любви, что она с радостью встречалась с отцом, ибо любви его к ней, казалось, предела не было и быть не могло!

Тем временем Родион тоже пытался понять, как он будет жить после рождения ребенка Арефьева. И речи не могло быть о том, чтобы начать строить из себя заботливого папеньку и делать вид, будто ничего особенного не произошло! Можно представить, как над ним будут смеяться все, кто посвящен в эту историю! Да и он будет презирать себя сильнее всех остальных!

Родиону и в голову не приходило, что людей, которые знают о том, от кого беременна Лиля, на самом деле не так уж много. Ведь Родион с женой всегда жили в одном доме, а о подробностях их отношений осведомлены были только близкие.

Ну, поселился Родион Петрович в городской квартире – ну и поселился, видятся они с женой редко – ну так и что, никаких разговоров о разводе ведь не заходит!

Если не заходило разговоров, это совсем не значило, что Родион не думал о нем. Наверное, это было самым естественным делом – развестись с Лилей. Но стоило только представить, какой шквал проблем накличет он на свою голову! Первый секретарь горкома комсомола бросил беременную жену и дочь! Полетит с должности как пить дать, а в какую яму скатится – неведомо. Кроме того, уж этого Говоров ему точно не простит. На поддержку Михаила Ивановича можно будет больше не рассчитывать. Они станут чужими людьми.

Но самое главное – они снова станут чужими с Лилей…

Они и так были чужие! Они не виделись, не перезванивались! Однако от этой любви, которая исковеркала всю его жизнь, Родион все же не мог избавиться.

Как-то раз он встретился с Левичевым – ведь это был единственный человек, посвященный в ту трагедию, которую перенес Родион, – и рассказал ему обо всем: и о беременности Лили, и о том, что не может ее бросить.

– Ну ты и дурак, Родион Петрович, – сказал старинный друг и, можно сказать, соучастник. – Заведи себе бабу! Клин клином вышибают, разве ты не знал?! Подобное, так сказать, лечи подобным. Новая встреча – лучшая встреча, ну и так далее. Будет у тебя с кем развеяться – и, поверь, до лампочки станет, кто там у твоей жены родится и от кого. Формально останешься женат, ребенка придется признать своим, тут уж никуда не денешься, положение обязывает! – а фактически будешь вести себя как свободный человек. Конечно, минимум осторожности соблюдать придется, незачем гусей дразнить.

Родион слушал его – и диву давался, что эта трезвейшая и естественнейшая мысль не пришла ему в голову без подсказки. Любовь к жене сделала его полным идиотом! Если бы Родион совершенно точно не знал, что именно он добивался Лили, а не она его, то мог бы подумать суеверно, а не опоила ли она его каким-нибудь зельем. Деревенский парень, Родион хорошо знал, какой силой могут обладать старые знахарки, какие зелья могут варить, и плевать им, что их тайная власть – всего лишь пережитки прошлого и сущий опиум для народа!

Вот именно что опиум… Дурман!

Любовь к Лиле была для Родиона таким дурманом, и, чтобы развеять его, он был готов на все. Хватит чувствовать себя виноватым! Теперь Лиля была виновата перед ним, а значит, он свободен и может делать все, что захочет!

Однако как последовать совету Левичева? В его-то положении? Не познакомишься же на танцах с кем попало и не приведешь к себе?.. Надо ждать счастливого случая.

Что характерно, случай не замедлил представиться довольно скоро.

Родион был отправлен на комсомольский пленум в областной центр. К столикам регистрации стояли очереди, к одной из которых и пристроился Родион.

Вообще-то можно было протиснуться и без очереди, все же он первый секретарь горкома, а не какой-нибудь инструктор… Родион только решился это сделать, как вдруг работавшая со списками девушка, бросив на него беглый взгляд, оживилась и крикнула:

– Родион Петрович, проходите сюда!

Его пропустили, озираясь, здороваясь… Родион чувствовал себя не слишком удобно, но все же был польщен вниманием, с которым смотрела на него девушка. Перед ней на столике стояла табличка: «Наташа».

Хорошенькая блондинка, на щеке такая же родинка, как у Лили.

Играя глазами, она вручила ему карточку для поселения в гостиницу, стандартный набор участника пленума: папку для бумаг, ручку.

Родион сдержанно поблагодарил, отошел. Через несколько шагов почему-то оглянулся: Наташа мечтательно смотрела ему вслед.

Родион усмехнулся. Девушек такого рода он знал, повидал их немало. Они были сотрудницами орготделов, попросту говоря – секретаршами и делопроизводительницами. Как правило, они были не обременены избытком нравственности, несмотря на то, что работали в комитетах комсомола. Между собой мужчины насмешливо называли их комсомольскими давалками: для того, чтобы продвинуться по карьерной лестнице или подцепить в мужья перспективного инструктора, начальника отдела, а то и секретаря, эти особы готовы были прыгнуть в постель к кому угодно.

И прыгали.

Раньше Родион брезгливо сторонился таких девиц, но сейчас… Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними!

Первое заседание затянулось, и в свой номер Родион попал только под вечер. Знакомые, как водится, звали выпить, отметить день свободы от жен и детей, однако он отказался, сославшись на усталость, и довольно бесцеремонно захлопнул перед ними дверь.

Однако вскоре снова постучали.

Он не открывал. Стук повторился.

Родион сердито распахнул дверь.

Перед ним стояла Наташа с каким-то пакетом в руках.

– Какой у вас красивый номер, – сказала она, бесстыдно заглядывая ему в глаза. – Я зайду?

И, не дожидаясь приглашения, шагнула вперед.

И вдруг Родион понял, что, не признаваясь себе, втайне ждал этого весь день. Более того – был уверен, что это произойдет.

И все-таки смутился. Принялся убирать разбросанные вещи, вешать в шкаф пальто, а когда вернулся в комнату, Наташа держала в руках два стакана с коньяком.

Вот те на! С собой принесла. Вот, значит, что было в пакете!

– Коньяк армянский, три звездочки, – зачем-то сказала Наташа, хотя бутылка и так стояла на виду. – Выпьем за нашу случайную встречу на комсомольской конференции.

Ох и проворная же девица! Хотя о том, когда была девицей, забыла, конечно, давно и прочно! Глаза ждущие. А от нетерпения чуть ли не подпрыгивает.

– Пить за комсомол – цинично, – сказал Родион. – А за любовь – противно. За вас, Наташа.