Господин Малоссен - Даниэль Пеннак
Шрифт:
Интервал:
– Залезай в машину, Тома.
Свободной рукой она легонько хлопнула ребенка по голове, и он вскочил в машину, прижавшись в Постель-Вагнеру.
– Не так близко, – поправила племянница, – чтобы доктор мог переключать скорость. О чем ты думаешь?!
Тома отпрянул, будто его током дернуло.
– Так, – одобрила племянница. – Теперь вы.
Два пальца, как жало змеи, впившись ей в ребра, впихнули согнувшуюся пополам старушку на сиденье рядом с внуком. Тем же движением племянница прижала старика к задней дверце.
– А куда это вы собрались так поздно?
Он хотел ответить, но от давления на грудную клетку и боли в вывернутой руке у него перехватило дыхание.
– В вашем-то возрасте! И вам не стыдно?
Старик испуганно всхлипнул. Племянница слегка ослабила свои тиски.
– Откройте дверцу.
Пальцы старика нащупали ручку, и он кое-как открыл эту дверцу. Его оторвали от машины, грубо отпихнули, и, пока он считал носом плитки на полу в холле, задняя дверца «скорой» захлопнулась, и рукоятка револьвера обрушилась на череп Шестьсу, лежавшего под белой простыней.
– Так, – сказала племянница, – не легавый, уже хорошо, и он, в самом деле, мертв.
Она откинула простыню, подставляя татуированное тело неяркому свету лампочек салона.
– И это правда мой дядюшка… – прошептала она.
Она повеселела:
– Смотри, Тома, какая красота, дядя в наследство.
Ребенок не обернулся. Постель-Вагнер чувствовал, как от него волнами идет страх.
– Гони! Поехали! – хлопнула она доктора по плечу.
Судебный медик тронулся с места, и «скорая» медленно покатилась по пустынной улице.
Племянница весело продолжала:
– Вы заметили, доктор? За всю эту операцию я ни разу не подставила себя. Всегда прикрывалась чьим-нибудь телом. Техника защиты!
Она наклонилась к спинке переднего сиденья.
– Запоминай хорошенько, мой маленький Тома. Мужчина должен быть щитом для женщины.
Постель-Вагнер мягко переключил на вторую.
Во второй раз просвистела рукоятка револьвера. Три жестких удара разнесли радиоустановку скорой помощи.
– Нечего детям радио слушать: войны, убийства, дикая музыка, скандалы всякие… очень, очень вредно.
Первый перекресток был через пятьдесят метров. Постель-Вагнер спросил:
– Куда мне: направо, налево, прямо?
Племянница усмехнулась.
– У вас крепкие нервы, доктор. Ледрю-Роллен. Налево.
Потом спросила:
– Ты любил радио, Тома? Нет? Тебе больше нравился телевизор?
Постель-Вагнер отметил прошедшее время глаголов. Что-то замкнуло у него в мозгу. Ребенок не ответил. Постель-Вагнер ехал все так же на второй. Он вел плавно, без малейших толчков.
– Вы никогда не превышаете тридцати в час, доктор?
Племянница бросила взгляд через плечо. Она звонко, по-мальчишески, рассмеялась.
– Чтобы нас легче было вести?
Но зеркало заднего вида отражало пустую авеню Ледрю-Роллен.
– Это же не похоронная процессия, в конце концов! Поднажмите!
Постель-Вагнер легко нажал на газ.
– Неплохо придумано с халатом, да? Представьте себе, дед Тома был парикмахером. Но потом он умер.
Постель-Вагнер опять сбавил скорость, как будто внимательно прислушиваясь к тому, что говорилось.
– И его Тома, должно быть, не слишком любил, – продолжала племянница.
– Вы никогда не молчите? – спросил Постель-Вагнер в тоне обычного разговора.
Племянница, умолкнув, задумалась над этим вопросом. Она красноречиво приложила в раздумье палец к губам.
– Нет, – ответила она наконец. – И знаете почему?
– Почему? – спросил Постель-Вагнер.
– Потому что в тот день, когда я замолчу, я не скажу больше ни слова.
«Скорая» плелась почти шагом.
– А когда женщина до такой степени молчалива, это уже конец света.
Она придвинулась и сказала прямо в ухо Постель-Вагнеру:
– Кстати, о конце, если вы и дальше будете со мной дурака валять, доктор, ваш – не за горами. Поворачивайте направо, улица Шарантон, и в последний раз повторяю: быстрее.
Постель-Вагнер повернул за угол на той же скорости.
– Газу! – заорала вдруг племянница, воткнув дуло револьвера под челюсть врачу.
Правая нога Постель-Вагнера надавила на педаль, и «скорая» рванула вперед. Вцепившись в спинку сиденья, племянница удержалась. Но тут послышался стук. Это задняя дверца открылась от удара носилок, которые снялись с якоря.
Тело Шестьсу выскочило в ночь.
– Черт!
Скорая с визгом затормозила.
Выпучив глаза, обернувшись на открытую заднюю дверцу, племянница и доктор смотрели, как сноп искр вырвался из-под скрежещущих об асфальт носилок.
– Вот это да!
Племянница обернулась, впившись в доктора расширенными зрачками.
– Вы это специально сделали?
– Это не я хотел ехать быстрее, – заметил судебный медик, не сводя глаз с носилок.
– Точно, – сказала племянница. – Задний ход. Быстро!
Врач повиновался. Распахнутая настежь откидная дверца приближалась к носилкам, как разинутая пасть кашалота.
– Стоп!
Они были в нескольких метрах от тела.
– Выходите. Обойдите сзади и втащите эти носилки.
– Он весит девяноста два килограмма, – заметил Постель-Вагнер.
Взгляд племянницы скользнул по пустынной улице. Немного поколебавшись, она сдержалась.
– Нет уж, доктор, я шагу не сделаю из этой машины. Выходите, подтащите носилки досюда. Я останусь внутри и помогу вам втянуть дядю на место. Это единственное, что я могу для вас сделать, ну или убить вас…
Судебный медик открыл боковую дверцу, обошел машину сзади и взялся за ручки носилок. Пока Постель-Вагнер, пятясь, тащил носилки, согнувшись под тяжестью Шестьсу, племянница повернулась к Тома и его бабушке:
– Вот видите, – сказала она, приветливо улыбаясь, – он хотел оставить вас одних, но я вас не бросила.
Когда она вновь обернулась, спина врача уже вписалась в квадрат открытой дверцы.
– Браво! – вскричала племянница. – С виду не крепкий, а ведь дотащили! Теперь слушайте меня внимательно.
Пауза.
– Вы меня слушаете?
Постель-Вагнер сделал знак, что слушает.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!