Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев

Именно на это указывают стихийные действия восставших, которые буквально с первых шагов начали охоту на офицеров и полицейских, многих линчевали. Они реализовали то самое умозрительное право казнить или миловать, которым в нашем сознании обладает каждый из нас, воспользовавшись «уникальным случаем в истории», когда право слилось с властью, и каждый обыватель мог вершить суд. Слилось с той самой властью, которой не было у фельдшера Поназыревского приемного покоя, мечтавшего в 1905 году сменить или убить царя.

Офицеры и полицейские – это, конечно, не царь, но «слуги» царя, «господа». Они либо принадлежали к высшему сословию по службе или по рождению, либо охраняли его права, как того требовал закон. Большинство из них даже не были сколько-нибудь богаты или состоятельны, не были ни капиталистами, ни помещиками. Они только защищали привилегированные права, а стали «врагами народа», народа, лишенного права на жизнь.

При этом мы совсем не имеем в виду гражданские права в их нынешнем понимании, которые нам упорно навязывает несистемная оппозиция, не стесняясь при этом поглощать западные гранты, т. е. права человека, демократические выборы в представительные органы власти, разделение и сменяемость властей, общественный контроль за чиновниками и многое другое.

Права тогда у нас имели совсем иное содержание. Ими обладали те, у кого не было обязанностей! А те, кто не имел прав, несли обязательные повинности. Земля и небо, правда? У нас все не так как на Западе, даже права. Как хорошо сказал М. А. Волошин, «никакая одежда, взятая напрокат с чужого плеча, никогда не придется нам по фигуре».[425]

Сама этимология слова «повинность» красноречиво говорит о совершенно определенных отношениях «верхов» и «низов». Здесь отношение к средствам производства не имеет никакого значения, здесь пахнет «виной» одних перед другими, а не демократией. Здесь все решают отношения к правам. И понять это сегодня непросто, очень много мифов, а главное, несмотря на «счастливое» пребывание в капитализме и демократии, мы по-прежнему живем и воспринимаем окружающую нас социальную среду в координатах «Манифеста коммунистической партии».

Наверное, поэтому историки никак не могут отойти от марксистских догматов, в душе, конечно, презирая их и понимая, что они не работают. Видимо, такова судьба специалистов узкого профиля. Проникать в суть социальных явлений – не их профессия. Между тем, Иммануил Валлерстайн говорил, что «первый шаг, который нам необходимо предпринять, если мы желаем осмыслить наш мир, состоит в том, чтобы решительно отказаться от проведения каких-либо жестких границ между историческими и социальными науками и признать, что все они являются частью одной-единственной дисциплины, занимающейся исследованием истории развития человеческих обществ».

«Нет обобщений, – утверждал он, – истинность которых не была бы исторически ограниченной во времени, поскольку нет неизменных систем и структур. И нет такой совокупности или последовательности общественных событий, которую можно было бы в полном объеме осмыслить, не обращаясь к теоретическим конструкциям, функция которых заключается в том, чтобы создавать смысл, исходя из реальности».[426]

Создавать смысл, исходя из реальности – как сказано, а!

Но кто у нас это будет делать? Армия профессионалов не торопится создавать смысл, что неудивительно – за него не платят. А платят за диссертации, за должности. Без них не сделать карьеру, не подняться по служебной лестнице, не потешить свое самолюбие.

А достигнув «высот», сановные ученые снисходительно рассказывают нам всякие небылицы из русской истории, которую каждый понимает по-своему, а все вместе не понимают ничего. Примерно так, как мудрецы в древности интерпретировали форму земли: кто говорил про трех китов, кто – про плоский диск на слонах. Тут уж не до смысла. Иначе чем можно объяснить, что кроме нас, простых обывателей, никто и не замечает, что даже очевидные демократические институты времен Империи – парламент, земство, крестьянское самоуправление и даже политические партии – были сословными, а совсем не демократическими.

Выборы в Думу, например, проходили по сословным куриям (землевладельческая, городская, крестьянская и рабочая) через многоступенчатые выборы с непропорциональным представительством в ущерб низшим сословиям, соответственно, все они имели сословный состав и действовали в сословных интересах, иногда общих, а часто в интересах отдельных сословных групп.

Это известная информация, она приводится во всех учебниках и в курсах истории, но как-то между прочим, скороговоркой. А дальше этого никто не идет, никто не видит очевидных вещей, в противном случае пришлось бы признать, что парламент в России – это исключительно сословное учреждение, не имеющее отношение к демократии западного типа.

Чтобы понять это, не нужно даже особенно углубляться в изучение «Свода законов о состояниях», достаточно познакомиться со списками членов Государственной Думы.[427]Биография каждого из них начиналась, если опустить возраст и фракцию, именно с сословной принадлежности: крестьянин, присяжный поверенный, казак, священник, армянин, «греческого происхождения», протоиерей, «отставной полковник л. – гв. Гродненского гусарского полка», «бывший чиновн. особ. поруч. при Плеве», помещик, помещик-поляк, товарищ прокурора, «непременный член губернского присутствия», камергер Двора Е. И. В., мещанин, доктор медицины, «потом. поч. граждан.», «председатель тотемского уездного съезда» и т. д.

Кажется, это какой-то калейдоскоп, ярмарка тщеславия, какая-то смесь французского с нижегородским! Что общего у них всех, и при чем здесь сословия?

А притом, что здесь нет ни одного случайного слова, нет ни одной ошибки, каждое слово выверено со скрупулезной точностью и проверено тысячу раз. Дело в том, что каждое слово здесь – это сословный маркер, индикатор принадлежности тому или иному состоянию, индикатор наличия тех или иных прав. Это буквально шкала социальной стоимости фундаментального социального факта (F), его права на социальную жизнь.

И если говорить собственно о сословных маркерах, то национальность (армянин греческого происхождения) – это сословие «инородцы» («Свод законов о состояниях», ст.1.). Крестьянин – сословие «сельский обыватель» (ст. 2. п. 4.). Священник, протоиерей – сословие «духовенство» (ст. 2. п. 2.). Если должность или звание (бывший чиновн. особ. поруч. при Плеве), то это чиновник высокого класса или дворянин, маркер принадлежности высшему состоянию. Доктор медицины – это как минимум «почетный гражданин», так называемый средний род «городских обывателей». Казак – особое «войсковое сословие». Камергер – столбовой дворянин, аристократ, «высшее состояние». За каждым из этих состояний законом закреплен определенный набор прав.