Владыка Каган - Константин Петрович Черников

стены Тартарии местами подступали почти вплотную к отвесному обрыву, многократно увеличивавшему их высоту. На таком естественном возвышении вся местность со стены просматривалась, как на ладони, на много вёрст вокруг. Наблюдателю, стоящему на ней, вполне могло показаться, что он стоит не на вершине стены, а на вершине мира.

- Ну что же вы молчите, бояре? – князь вернулся в палату и занял своё место за столом, - Гонцы уж два дня ответа дожидаются. Сегодня надобно всё решить. Сказывайте, я слушаю.

В просторной палате, по старой склавинской традиции, вдоль стен были расставлены широкие лавки с мягкими бархатными сиденьями, на которых степенно восседали княжеские советники. По случаю важных известий, здесь присутствовали почти все местные бояре, старейшины и воеводы. Был даже верховный волхв Антоний, роллан по национальности, поставленный лично Императорским патриархом управлять местной автономной скинией.

Бояре замялись. Никто не хотел первым подать голос, все предпочитали с начала послушать, что скажут другие. Князь не любил праздной болтовни, и никто не хотел выглядеть в его глазах пустомелей. Пауза затягивалась, князь, по своему обыкновению, терпеливо ждал.

- Да что тут говорить то, светлый княже, - первым решился подать голос волхв Антоний, высокий холёный старец в черной мантии, - Ты наш господин, тебе и решать. Твоё слово – закон.

- Верно, владыка. Но сперва хочу послушать, что другие мыслят. Вот ты, Булгак, что думаешь?

Князь развернулся всем телом к своему любимцу. Могучий воевода, получивший такое прозвище за взбалмошность своего характера, медленно поднялся с лавки во весь свой немалый рост. В нем богатырская стать причудливым образом сочеталась с почти детской прямотой и наивностью. Преданный воин, он сопровождал князя во всех его походах и отличался не только воинской отвагой, но и простой житейской смекалкой, хоть и в манерах был простоват. Ему князь всецело доверял и потому попросил высказаться первым.

- Говори, Булгак, мы слушаем.

- Мыслю так, княже, - пробасил он, - Что наперёд нам следует обернуться к своей выгоде. И об том крепко помыслить. Брат то твой ведь не просто так просит у тебя помощи. Он то спорит за Верховный престол и свой интерес блюдёт. А нам на кой ляд в этот спор встревать? Мы завсегда во всех столичных распрях в стороне стояли. Какая нам с того теперь выгода будет? Мыслю, что коли в чужую драку встревать, так надо не иначе, как за выгоду какую-то.

При этих словах Антоний беспокойно заёрзал на своём месте, укоризненно поглядывая на огромного воеводу. Разговор пошёл не по его сценарию.

- Надёжные люди из Святограда сообщают мне, что ежели Севолод сядет в стольном граде, то навяжет нам чуждую веру, - проговорил он, - Сие не допустимо. Не для того сам Велимир ролланский обряд Светлого Духа принял. Выходит так, что нельзя Севолода поддерживать. А ты, Булгак, к чему нас склоняешь? Как ты можешь говорить тут о какой-то выгоде в то самое время, когда истинная вера в опасности? Сие грех безмерный.

- Да будет тебе, владыка, сгущать краски, - подал голос пожилой и уважаемый боярин Вавула, по прозвищу Бык, - Что нам эти дохлые скимники! У них руки коротки до нас достать, мы тут сами по себе. Да и Севолоду, как я понимаю, только столичная власть и потребна. Ничего более. Великим Каганом мечтает объявиться, гордыню свою усладить. Ну и пусть сидит себе в Святограде, - пренебрежительно махнул рукой Вавула, - А до нашей Тартарии ему, как и его отцу, дело десятое будет.

- Ну, а князь Яромир из Стар-града? – спросил кто-то.

- Вот Яромир – это иной расклад, - продолжал Вавула, - Тот широко шагает. Всю Склавинию под свою руку получить стремится. Этот на Святограде не остановится и про нас уж точно не позабудет. Нельзя ему воли давать. Вот, он вроде все про законы какие-то красиво разговоры ведёт, а сам, когда окрепнет, да сядет на престол – всех живьём сожрёт! Надо нам непременно поддержать Севолода, чтобы не допустить староградского князя до власти. Все тогда будем его вечными данниками и холопами. Помяните моё слово.

- Ну это мы ещё поглядим! – угрожающе пробасил Булгак.

- Да что там глядеть, воевода, - усмехнулся Вавула, - Ежели Яромир все земли возьмёт под себя, да на нас двинет, то нам не устоять против них всех разом.

- Ну да! Эка ты хватил, боярин! Надобно ещё сперва взять все эти земли под свою руку. Сия задачка не их лёгких будет, - не сдавался Булгак.

- Дык со Святограда всё и начнётся. Аль позабыл, как родитель его начинал? Велимир тоже ведь тогда из Стар-града в столицу пересел. И вельми преуспел ведь, не так ли? Все завсегда в Святограде и зачинается. А нет Святограда – нет ничего. Нельзя его до стольного града допустить, тогда не опасен он будет. Пусть сидит себе в Стар-граде и пирует со своими любезными сунеями. Он и сам скоро породнится с ними. А Севолода страшиться нет причин. Он в другую сторону смотрит. Ему всякие западные земли интереснее. Не до нас ему. Малой данью обойдёмся и будем жить, как жили.

- Ладно у тебя выходит, боярин. Будто Севолод агнец невинный, али отшельник кроткий. Думаешь ему не захочется большей власти, когда в столице укрепится?

- Оно может и так, не стану спорить. Но Севолод про нас в последнюю очередь вспомнит, тогда как Яромир – в первую. Это уж точно.

- Да ты, Вавула, будто заранее ведаешь про те очереди. Будто княжичи отчёт тебе наперёд давать станут. Кто их устанавливал – очереди эти? Не ты ли сам, в своей быкоголовой башке выдумал?

Дипломатия никогда не было сильной стороной громадного воеводы. Выражений он не любил выбирать. Лицо боярина залила краска гнева. Он вскочил со своего места и пронзил противника яростным взглядом. Назревала распря, которая вполне могла перерасти в потасовку, как уже не раз случалось на княжеских советах. Ратимир, доселе молчавший и внимательно слушавший своих советников, примиряюще поднял руку:

- Довольно. Уймитесь вы оба, - сказал он, - Булгак, мы тебя выслушали. Дай и другим слово молвить. Вавула, сядь отдышись. Позже помиритесь. Кто ещё мысли имеет?

- А вдруг, кто-нибудь из других