Каштановый человечек - Сорен Свейструп

– Но ведь наверняка есть люди, считающие, что вы предали именно интересы детей?

– Нет, этого я представить себе не могу.

– Почему нет? Разве министру не может помешать…

– Потому, что я не такая. Не потому, что это меня напрямую касается, но я сама была ребенком, и мне пришлось жить в приемной семье. Так что я знаю, что это такое, и поэтому всегда буду защищать интересы детей.

В глазах министра мелькнул гневный огонек, когда она ставила Тули́н на место. Для Хесса были важны и вопрос, и ответ – ведь он, ко всему прочему, понял, в чем секрет популярности Розы Хартунг. Проведя два, мягко говоря, сложных года на министерском посту, она сохранила в себе ту искренность, каковую любой политик старается отыскать в себе и выказать, выступая в прайм-тайм перед телекамерами, но ей она была присуща от природы.

– А каштановые человечки? Вы можете предположить, кому понадобилось напомнить вам о каштановых фигурках или о каштанах вообще? – Хотя на дворе и стояла осень, посыл преступника был весьма необычен, и если Роза Хартунг и вправду ключевая фигура, Хесс надеялся, что она благодаря его наводке может вспомнить нечто важное.

– Нет, к сожалению, ничего не могу вспомнить. Разве что придорожный киоск Кристине осенью. Когда они сидели за столом, она, Матильде и… Но ведь я уже об этом рассказывала.

Министр едва сдерживала слезы, и Фогель попытался закончить беседу, однако Тули́н возразила, сказав, что Роза Хартунг еще может им кое в чем помочь. Поскольку именно она инициировала увеличение дел об изъятии детей из неблагополучных семей в муниципалитетах, Тули́н и Хесс хотели бы ознакомиться со всеми делами такого рода, рассмотренными за время пребывания Розы Хартунг на посту министра. Преступник мог оказаться лицом заинтересованным и таким вот образом решил отомстить министру и вообще всей системе, которую она представляет. Роза Хартунг кивнула в знак согласия, и Фогель отправился к первому замминистра, чтобы тот дал необходимые указания сотрудникам. Засим Хесс и Тули́н поднялись и поблагодарили министра за встречу, но теперь уже она ошеломила их своим вопросом:

– Прежде чем мы расстанемся, я бы хотела узнать: остаются ли еще шансы на то, что моя дочь жива?

Оба сыщика растерялись. Такой вопрос им следовало бы ожидать более всего, но тем не менее они оказались к нему не готовы. Впрочем, Хесс все-таки решился ответить:

– Дело вашей дочери раскрыто. Преступник дал признательные показания и осужден.

– Но как же быть с отпечатками пальцев… в трех случаях?

– Если преступник имеет что-то против вас и у него есть на то свои причины, он может заставить вас и вашу семью поверить в самое ужасное.

– Но вы ведь не знаете это наверняка. Вы не можете этого знать.

– Как уже сказано…

– Я сделаю все, что вы скажете. Но вы обязаны найти ее.

– Мы не можем этого обещать. Как уже говорилось…

Роза Хартунг больше ничего не сказала. Она просто смотрела на них влажными от слез глазами, пока не взяла себя в руки и Фогель не увел ее. А Тули́н и Хессу выделили в распоряжение конференц-зал, и Нюландер немедленно отправил десяток оперативников помогать им в проверке дел…

Найя входит в зал с коробкой в руках и ставит ее на стол.

– Вот еще одна. Я буду рядом, у меня там ноутбук. Давай принимайся за дело.

Оптимистическое настроение, охватившее Хесса, когда им разрешили переговорить с министром, улетучилось – поминай как звали. Снова им предстоит сидеть и просматривать дела. Вагон и маленькую тележку страниц о неблагополучном детстве, оскорбленных чувствах, утраченных надеждах, вмешательстве местных властей в дела семейные, предательстве и обмане, с чем, скорее всего, преступник сильно желает познакомить полицейских и представителей власти. Хесс не выспался. Мысли разбегаются, ему трудно сосредоточиться. Неужели им удастся обнаружить следы преступника в лежащих на столе делах униженных и оскорбленных? Предположить такое логично. Но следует ли преступник обычной логике? Он наверняка давным-давно понял, что они в первую голову примутся именно за эти дела; так зачем ему рисковать и подставляться? И, кстати, зачем он делает каштановых человечков? И почему отрезает у жертв кисти и ступни? С какой стати он ненавидит матерей, а не отцов? И где же, где находится Кристине Хартунг?

Убедившись, что пластиковая папочка по-прежнему у него в кармане, Хесс идет к дверям.

– Тули́н, мы уходим. Скажи своим людям, чтобы позвонили, если найдут что-то стоящее.

– Зачем? Куда мы едем?

– Назад, к началу.

Хесс выходит за дверь, не имея понятия, следует ли Тули́н за ним. Встретившийся ему по дороге Фредерик Фогель кивает в знак прощания и закрывает за собой дверь в кабинет министра.

– С какой стати нам вообще говорить о деле Хартунг, если Нюландер утверждает, что оно к нашим баранам отношения не имеет?

– Откуда мне знать. Если речь идет о мачете и расчленении поросенка, я линяю отсюда, но ты лучше его спроси.

Тули́н отвечает раздраженным тоном, стоя перед Генцем в его лаборатории, и кивает в сторону Хесса, который закрывает дверь, чтобы посторонние не слышали их разговор. Прямо из министерства они проехали через центр города к зданию в форме улья, где куча экспертов в белых халатах трудятся, словно пчелки, в многочисленных стеклянных клетках. По дороге Хесс попросил Тули́н связаться с Генцем, чтобы тот был на месте, а сам все это время болтал с кем-то по мобильному телефону. Эксперт, кажется, обрадовался звонку Найи, может быть, даже больше обычного – потому, что позвонила она ему без предварительной договоренности. Хотя не исключено, что и слегка смутился при этом, узнав, что звонок ее объясняется желанием Хесса перетереть с ним какую-то тему. Тули́н надеялась, что Генц будет занят, но у него отменилось совещание, он сумел выкроить время, и теперь она страшно жалела, что поехала вместе с Хессом. Они стоят возле того стола, на котором увидели на экране первый отпечаток большого пальца Кристине Хартунг. На заднем плане Тули́н видит сварочный аппарат и какие-то предметы из пластика на горелке: оказывается, Генц нагревал их, чтобы проверить пластик на гибкость. Хесс подходит к столу, и эксперт встречает его дружеским, но внимательным взглядом.

– С такой, что дело Хартунг, по-моему, именно имеет прямое отношение к последующим убийствам. Мы с Тули́н тогда были не при делах в расследовании, так что мне нужна помощь, а ты единственный, кому я доверяю. Если ты считаешь, что я тебя таким образом подставляю, скажи, и мы уйдем.

Генц смотрит на них с улыбкой.

– Ты меня заинтриговал. И если не собираешься расчленять поросенка, то нет проблем. О чем именно идет речь?

– Об уликах против Линуса Беккера, доказывающих его вину.

Тули́н поднимается со стула, на который только что присела, но Хесс хватает ее за руку.