Волк по имени Зайка - Галина Гончарова

Встала с кровати, прошлась по комнате.

– Колин… я должна буду умолять тебя на коленях. Скрыть от тебя я ничего не смогу, уже поздно. Но если ты заговоришь – будет плохо не только мне. Даже не так. Я просто умру, а других может постигнуть судьба хуже смерти. Ты поклянешься мне молчать о том, что сейчас услышишь?

Я даже не задумался.

Кинжал так и оставался под подушкой, всыплет мне Шарк за такое разгильдяйство по первое число. Но…

Я достал клинок и приложил к ладони. Острое лезвие разрезало кожу, показалась кровь. И я внес кинжал в пламя свечи.

– Сталью, огнем и кровью своего рода клянусь хранить в тайне все, что ты мне поведаешь. Пусть покарают меня небеса, пусть огонь сожжет меня, пусть железо обернется ржавчиной в моей руке, пусть моя кровь проклянет меня, если я нарушу эту клятву.

Слова клятвы не менялись уже несколько тысяч лет. Наверное, это была самая серьезная клятва из всех возможных.

Девушка покачала головой.

– Сумасшедший. Дай сюда руку.

Ее язычок пробежался по ранке. Раз, другой, третий, она облизнула капельку крови с губы… а я глазам своим не поверил!

Рана затягивалась буквально на глазах. Нет, шрамом она не стала, но сейчас ее покрывала плотная корочка, такая образовалась бы только через день.

– Ты меня не боишься?

Черные глаза ее блестели лихорадочным блеском. И я не выдержал.

Притянул ее к себе – и коснулся губами ее губ. Нежных, ласковых… С отчетливым привкусом моей крови. Да и не все ли равно?

Пусть даже это нечисть – я никуда ее не отпущу!

Она моя! И я ее люблю!

Я поняла, что пропала, когда губы Колина коснулись моих губ.

Великий Лес!

Это было так нежно, невероятно нежно – и осторожно, словно я сделана из тумана и развеюсь при первом прикосновении. Он целовал меня, как свою ожившую мечту.

Райшен… с ним никогда так не было.

Да и сам Райшен был другим. В Лесу все было просто. Мы знали, чем и для чего занимаемся… То есть молодежь.

А что было сейчас между мной и Колином?

Беспредельная, всепоглощающая нежность.

Он держал мое лицо в ладонях и целовал так, словно я была чудом. Поцелуй креп, становился все сильнее и яростнее, я отвечала – и осознавала простую истину.

Для меня – поздно.

Я никуда от тебя не уйду, Колин. Я полюбила тебя.

Не знаю, когда и как это произошло, но полюбила.

Когда ты не дал убить несчастную зайчишку на дороге? Когда, понимая, что тебя могут убить, стремился спасти своих людей? Когда лежал раненый и я волновалась за тебя? Когда признавался, что прекраснее меня никого не встречал?

Не важно.

Это все уже не важно, потому что я люблю.

А он?

Любит ли он меня?

Кого он любит?

Эта мысль заставила меня отпрянуть.

– Нет!

Колин посмотрел на меня так, словно я его ударила, а потом медленно перевел взгляд на свои руки.

– Нет… прости меня, пожалуйста. Я не хотел. Только не уходи, прошу тебя! Я… я бы скорее руку себе отрубил, чем тебя обидел! Клянусь!

Я вздохнула. Конечно, он все понял неправильно. Я не считала себя оскорбленной, наоборот. А теперь предстояло объяснить ему, что глупые человеческие обычаи не имеют ко мне никакого отношения. Меня нельзя оскорбить несоблюдением их непонятных ритуалов, потому что я не человек.

И это было страшно.

Я… Это случилось против моей воли, но по моему желанию. Я обнимал ее. И целовал мою ожившую мечту.

А она отвечала мне. Ужасно неумело, но – искренне, в этом я не мог сомневаться. И ее громадные голубые глаза смотрели так доверчиво… А потом она отпрянула.

– Нет…

В этот миг мне стало страшно.

А если она сейчас уйдет? И я никогда ее больше не увижу? Если я ее обидел? Оскорбил, сам не понимая и не желая этого?

Светлое небо, помоги мне!

Я же не смогу без нее жить! Я что-то говорил, пытаясь объясниться, но она определенно меня не слушала. А потом на мои губы легла маленькая ладошка.

– Не надо, Колин. Ты меня не обидел.

И я понял – это правда. Но…

– Остановила я тебя по другой причине. Ты сейчас как слепец в темноте. Сначала я должна все тебе рассказать, а потом ты сам решишь, хочешь ли иметь со мной что-то общее.

– Можешь ничего не рассказывать, – пожал я плечами. – Мне все равно. Только скажи, ты останешься?

– Пока ты меня не прогонишь.

Я выдохнул.

Господи, спасибо тебе! Клянусь, я подарю храму пару подсвечников! За такое – и золотых не жалко.

– Никогда.

Голубые глаза оставались строгими.

– Сначала выслушай меня до конца, а потом поговорим.

Я кивнул.

Что бы она ни сказала – она останется. Потому что я люблю ее и никуда не отпущу. Остальное – не важно. А… что она делает?

Девушка прошлась по комнате, остановилась в дальнем углу и скинула плащ на пол.

– Смотри.

В следующий миг она начала… изменяться.

Ощущение было такое, словно на картинку, нарисованную на песке, плеснули водой. Контуры женщины потекли, смазались, волосы словно бы охватили ее с ног до головы, закрывая лицо, она стремительно принялась уменьшаться… и спустя секунду на полу сидела симпатичная белая зайка.

Я словно остолбенел. То есть я все видел, все осознавал, но… на меня просто ступор нашел.

Зайка забарабанила лапками по полу, потом прыгнула поближе ко мне. И еще.

Когда она запрыгнула на кровать и ткнулась мне в лицо мокрым холодным носом, я отмер. Стиснул зверушку, поднял, повертел… и выдал нечто четырехэтажное.

Моя заюшка?

Безусловно, это она. Но… КАК?!

Зверушка требовательно дернулась – и я послушно разжал руки.

Два прыжка в другой конец комнаты, к плащу – и контуры зайчишки смазываются. На этот раз ее словно окутывает тень, она расплывается, шерсть волной уходит внутрь тела – и вот спустя пару минут на полу уже сидит моя лесная фея.

Оборотень?

Должна сказать, я рисковала. И в то же время – не очень. Колин мог убить меня. Во время превращения оборотни очень уязвимы, хватит одного-двух ударов. Кстати – само превращение прошло намного легче. Ни боли, ни судорог, просто волна пробежала. Даже чуть приятно.