Царица поверженная - Маргарет Джордж

колесница – это лишь образы? – спросила я. – С их помощью поэты пытаются описать такие прекрасные и таинственные небесные тела, как Луна и Солнце.

Раз уж он занялся математикой, ему придется распроститься с верой в старые предания.

– Значит, на самом деле Аполлона не существует? – Его голос прозвучал жалобно.

– Ну, он… Он существует, но вовсе не ездит по небу в колеснице, запряженной четверкой лошадей. На самом деле его больше интересует творчество. Например, музыка и все светлые стороны жизни, за которые в ответе Солнце.

– Вот оно что! – Мальчик прильнул ко мне, обнял меня и невинно спросил: – А почему ты стала такой толстой? Вроде бы и ешь немного.

Только ему я позволяла обнимать себя, и сейчас на мне не было обычного пышного одеяния. Вопрос захватил меня врасплох, да еще в середине ночи, и я не нашла ничего лучшего, чем растерянно пропищать:

– Потому что внутри у меня ребеночек.

– Правда? – Голос Цезариона тоже чуть не сорвался на писк. – А это мальчик или девочка?

– Пока не знаю, – ответила я. – Придется подождать, пока выяснится.

– Когда? Когда?

– Ну, где-то осенью. Ты доволен?

– Еще как! У всех есть братья или сестры, и мне всегда хотелось иметь кого-нибудь.

Как для него все просто!

Наступил день великого затмения, и мы собрались на самой высокой террасе дворца, на открытой площадке, откуда открывался широкий обзор. Солнце в тот день светило особенно ярко и неистово, словно бросало вызов попыткам затмить его. Оно обжигало открытые участки кожи и в конце концов заставило меня скрыться в тени навеса. Наблюдателям пришлось нацепить широкополые шляпы. Они щурились, прикрывали глаза от слепящего света и чувствовали себя немного глупо – ведь их ожидания основывались на абстрактных математических расчетах. Никаких зримых признаков того, что сегодня случится нечто необычное, пока не было.

Тут же, на террасе, находилась группа астрологов, намеревавшихся истолковать затмение с точки зрения своей науки. Они оживленно переговаривались и, похоже, спорили.

– А я вам говорю, что Луна женского рода, а Солнце мужского, – горячился один. – Если Луна затмевает Солнце, то женщина возвысится над мужчиной, будет править или уничтожит его.

– Верно, но о чем идет речь? – подхватывал другой. – Не о том ведь, надеюсь, что жена какого-нибудь сапожника будет командовать своим муженьком? Наверное, это относится к политике.

– Само собой, – хмыкнул первый. – Небеса управляют судьбами сильных мира сего и не снисходят до простонародья.

– Но гороскоп можно составить для любого человека, – заметил третий астролог. – Значит, небеса правят жизнью каждого.

– Может быть, – неохотно согласился его оппонент. – Но это грандиозное событие предупреждает нас о чем-то столь же грандиозном. Небеса определяют все, вплоть до мелочей, но они не умаляются до того, чтобы возвещать нам о пустяках.

– А ведь есть пророчество о женщине с Востока, что будет править Римом, – подал голос второй астролог.

– Возможно, затмение как раз и знаменует приближение ее правления, – подхватил третий.

– А возможно, все это чушь, вздор и пустая болтовня, – прозвучал прямо у меня над ухом голос Олимпия.

Я резко обернулась к нему и спросила:

– Есть ли на свете хоть что-то, во что ты веришь?

Мне тоже доводилось слышать о подобных пророчествах. Я даже имела намерение приказать найти их для меня, но признаваться в этом я не стала.

– Ты хорошо знаешь, во что я верю, – сказал он. – Я верю в силы человеческого тела и в умение исцелять его, если есть малейшая возможность. Верю в благотворность доброго сна и необходимость поддержания чистоты. Еще верю в то, что избыток жгучего перца вызывает расстройство желудка. Но более всего – в то, что внимать пророчествам крайне вредно для здоровья. Они сбивают людей с толку.

– Не знаю, не знаю… – покачала я головой. – Подумай о людях, что высоко вознеслись как раз благодаря тому, что верили в пророчества.

– Ага. Наверное, любящие матери с младенчества внушали им, что они предназначены для особой доли. Они уверовали, будто эти бредни касаются именно их, и чего-то добились в жизни. Но мы ничего не знаем о тех, кто поверил сказкам и свернул себе шею. Ведь их имена так и остались неизвестными. Таких наверняка гораздо больше.

Это заставило меня призадуматься.

– Ну а как насчет Александра и оракула в Сиве?

– Он уже был царем и завоевателем. Что, скажи на милость, изменилось после посещения оракула?

– Ты такой скептик?

– Не всем же быть болтунами, – хмыкнул он, кивнув в сторону споривших астрологов.

Миг, когда по расчетам должно было начаться затмение, приближался. Вот он наступил – и прошел. Казалось, ничего не произошло. Но постепенно мы уловили угасание света. Нет, не угасание, это было нечто иное – особое рассеяние света. Он истончался, не порождая при этом темноты. Когда я смотрела на белые камни маяка и на корабли в гавани, мне казалось, что между ними и мной возникла пелена, искажавшая цвета. То был самый странный, необычный свет, какой мне доводилось видеть.

На солнечный диск медленно наползала тень с резко очерченными краями, и в какой-то момент нам почудилось, что тающий свет вытягивает воздух и становится трудно дышать.

Не знаю, где вычитал Диодор, что на землю падет ночная тьма. Дело обстояло не так. Ведь солнце продолжает освещать небо и после того, как закатывается за горизонт; естественно, оно светило и сейчас, находясь в зените. Небо вокруг затемненного диска осталось голубым. Птицы замолчали, но затмение продолжалось недолго, и дневные животные не успели принять его за ночь и залечь спать, а ночные – вылезли из нор.

Потом тень начала сползать с солнца так же неспешно, как накрывал его. Она ушла, и мы заморгали под желтыми лучами, вновь обретшими яркость, силу и, кажется, ощутимую плотность.

Несколько дней спустя, отпустив Ирас и Хармиону, я уединилась в дальнем покое, где меня никто не мог потревожить, и принялась читать доставленный мне без лишней огласки список пророчества. Несмотря на насмешки Олимпия, я чувствовала, что затмение было знамением, тайным знаком, требующим правильного истолкования. Если небесное явление, какого не случалось полвека, происходит одновременно с событиями в Риме, решающими судьбу целого мира, трудно поверить в случайное совпадение. И коль скоро это не лунное, а солнечное затмение – Луна затмевала Солнце, – знамение явно имело отношение к женщине. Как и сказали астрологи.

Длинное предсказание из книги Сивиллы тоже говорило о женщине, а значит, могло относиться ко мне. Во всяком случае, это касалось двух следующих стихов:

Груды сокровищ из Азии Римом, как дань, увезенных бесстыдно,

Азия снова увидит, в грядущем они