Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма - Борис Илизаров

После того как он покинул весной 1899 года духовную семинарию, еще почти десять лет, до 1907 года, Сталин писал и публиковал свои статьи, листовки и брошюры только на грузинском языке. Вопреки распространенному мнению, ни одна из его дореволюционных работ не была оригинальной и даже — самостоятельной. Его знаний русского языка, марксистской теории и терминологии хватало только на то, чтобы выступать в качестве переводчика и интерпретатора изданных по-русски социал-демократических произведений. Примерно в том же качестве выступали и многие другие грузинские революционеры из различных политических лагерей. А еще раньше русские социал-демократы во главе с Г.В. Плехановым выступали в той же ученически-просветительской роли, усваивая, а затем транслируя западноевропейский марксизм в русскую среду.

Когда Сталину исполнилось 28–29 лет, он первый раз решился публиковаться по-русски. Неизвестно, сам ли он писал свои первые статьи на русском языке, или все же на каком-то этапе прибегал к чужой помощи? Конечно, даже родной язык, на котором начал думать, говорить и писать и который был основным до вполне зрелого, почти 30-летнего возраста, можно на протяжении последующих сорока лет постепенно подзабыть, но все же не настолько, чтобы признать единственным родным языком русский. Впрочем, в архиве Сталина и в его библиотеке есть немало свидетельств того, что он не только не забыл язык и грузинское письмо, но и до конца жизни находился внутри грузинской культуры и ее истории. Мне кажется, что и думать он иногда продолжал на грузинском. Правда, интерес к родной культуре и истории был у него свой, какой-то особенный, таким же особенным был в его душе и мир Грузии.

* * *

Судя по интервью с Эмилем Людвигом, последние два года в семинарии Кобу грызли сомнения в правильности выбранного для него матерью жизненного пути. В то же время трудно поверить, что он тогда же, сразу и безоговорочно отверг православие и принял марксизм не только юной душой, но и разумом. В подобном резком повороте нет ничего особенного. В раннем возрасте многим свойственно, отвергая и отбрасывая одно, тут же обращаться к прямо противоположному. Сплошь и рядом люди не только в мгновение ока перевоплощаются из «савлов» в «павлы», но и наоборот. В конце концов, и сам Маркс, будучи сыном еврея-протестанта, широко пользовался евангельским языком и образностью в своих публицистических и философских сочинениях атеистического и антиклерикального характера. Но в данном случае нас интересует не столько проблема влияния тех или иных культурных или идейных наслоений, что само по себе важно, сколько проблема выбора. Так ли уж сразу, без переходных мостиков, Коба ступил на стезю марксизма, и только ли это учение на всю будущую жизнь осталось его путеводной звездой? К сожалению, в нашем распоряжении нет прямых источников, позволяющих судить о резкой идейной и душевной эволюции Кобы последних лет пребывания в семинарии. Но о них все же можно составить представление по опубликованным произведениям молодого Сталина.

В 80—90-х годах XIX века на Кавказе, в Грузии (как и в России в целом), наиболее заметны были следующие политические течения: национальные, либеральные и социалистические. Последние распадались на три самых сильных направления: народническое, анархистское, социал-демократическое. Почему Коба выбрал последнее? И был ли здесь действительно сознательный выбор или же — простое стечение жизненных обстоятельств, влияние личных знакомств, следование за молодежной политической модой того времени?

Только в 1935 году Лаврентий Берия в «своей» книге с прямой подачи Сталина впервые опубликовал на русском языке фрагменты дореволюционных произведений Кобы, первоначально публиковавшихся анонимно. Все ли процитированные в брошюре тексты принадлежат перу начинающего вождя, для меня до сих пор остается неясным. Позже, в конце 30-х годов, отдельные письма, листовки и заметки раннего периода печатались в центральных периодических изданиях. Еще в 1924 году встал вопрос об издании собраний сочинений нового лидера партии. Но странное дело, создается впечатление, что Сталин всячески оттягивал решение этого вопроса. Все предвоенные годы шла вялая подготовка к изданию собрания сочинений Сталина. Война опять затормозила этот процесс. Работники ИМЭЛ не раз напоминали ему о необходимости активизировать публикационную работу. Сталин отмахивался от этих напоминаний. Только в конце 1944 года работа активизировалась, и с 1946 года начали выходить первые тома сочинений. В них наконец-то были полностью опубликованы переведенные на русский язык дореволюционные произведения Кобы. Но в этих текстах, особенно в первом и втором томах, много загадочного.

В те далекие дореволюционные годы из соображений конспирации очень часто не указывалось подлинное авторство. У многих перепечатанных в первом томе статей, воззваний, листовок нет даже подписей псевдонимами. В конечном счете спустя десятилетия их авторство определил сам Сталин. Сначала работники ИМЭЛ (в том числе Грузинского филиала) выявляли и переводили на русский язык тексты. Затем копии подлинников и переводы передавались Сталину, который окончательно решал, какие из них оставить за собой. Процесс этот затянулся на долгие годы, а публикаторы бомбардировали записками помощников вождя и его самого. Даже в декабре 1944 года директор ИМЭЛ В.С. Кружков вынужден был напоминать, что тридцать три произведения, включенные в макет первого тома, идентифицированы только «на основании изучения содержания и стиля, а также основываясь на мемуарные и архивные материалы (так в документе. — Б.И. ). Окончательное решение вопроса о включении этих произведений в сочинения представляется на решение товарища Сталина» [300].

И действительно, Сталин несколько раз все просмотрел, кое-что исправил в переводах текстов, в том числе сличил с грузинскими первоисточниками и сам определил авторство. Насколько мне известно, протестов по поводу авторства не было. С 1935 по 1946 год были уничтожены почти все главные свидетели кавказского периода жизни вождя, начиная с Авеля Енукидзе и Буду Мдивани. Остальные умерли своей смертью или были насмерть запуганы, как Филипп Махарадзе, или раболепствовали, как Михаил Калинин, Сергей Аллилуев и другие. После войны живых свидетелей практически не осталось.

Из макетов первых томов сочинений собственной рукой Сталина исключены многие тексты, в основном листовки, даже подписанные его известными псевдонимами. О причинах такой операции можно только догадываться. Скорее всего, эти публикации были слишком мелковаты для признанного мыслителя и вождя «всех времен и народов». В то же время среди оставленных Сталиным за собой статей и заметок есть такие, принадлежность которых перу Кобы у меня вызывает сомнение [301]. Если учесть, что большая часть из них не имеет подлинников или других достоверных атрибутов, это позволяет поставить вопрос о возможной фальсификации части ранних статей и писем и о присвоении чужого авторства. Но это особая проблема, ждущая специального рассмотрения. Вообще, все собрание сочинений Сталина требует особого текстуального и источниковедческого анализа. Дело в том, что не только публикаторы, но и сам Сталин вносили изменения в первоначальный текст, а в ряде случаев даже вмешивались в структуру публикации. Так произошло с известной работой молодого Сталина «Анархизм или социализм?». Сталин до конца жизни то ли редактировал, то ли что-то обдумывал, читая разрозненные фрагменты с карандашом в руке. Экземпляр этой статьи с правкой и макет первого тома сочинений были обнаружены на даче после смерти Кобы. Несмотря на то что правка в той или иной степени затронула многие ранние произведения, Сталин сам выкинул из проектов двух предисловий к первому тому сочинений (редакционного и авторского) все упоминания о правке текстов [302]. Учитывая все это, дадим общую характеристику раннего публицистического наследия Кобы, опираясь на те произведения, авторство которых почти не вызывает сомнений.