Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки - Селвин Рааб

но чтобы казаться легальным, он стал «продавцом» в бруклинской компании по продаже недвижимости, принадлежавшей одному из членов его преступной семьи. В одночасье новый венчурный капиталист стал партнером в похоронном бюро и цветочном магазине. Это были популярные «подставные» профессии для мафиози, и обеими управляли наемные работники. Фиктивные доходы от работы продавца и инвестиции, которые можно было оправдать перед налоговой службой, позволили Коломбо вести образ жизни, подобающий его мафиозному званию. Он перевез жену и пятерых детей в просторный двухуровневый дом в итало-американском районе Бенсонхерст, бруклинской версии Маленькой Италии для среднего класса. Для более элегантного и буколического уединения он приобрел поместье площадью пять акров у реки Гудзон, в ста милях от города.

Американец во втором поколении, Коломбо гораздо лучше говорил по-английски, чем дон Карло Гамбино и другие боссы-иммигранты, чья речь была с сильным акцентом и грамматически искаженной. Кроме того, Коломбо не боялся вступать в схватку с представителями правоохранительных органов и говорить свое мнение.

В 1964 году, после того как был застрелен солдат из семьи Коломбо, Альберт Сидман, работавший в то время инспектором нью-йоркской полиции, попросил Коломбо добровольно явиться в бруклинский участок. К удивлению Сидмана, новый босс мафии явился один, без адвоката, и без обиняков обрушился на Сидмана. — Если бы я был еврейским бизнесменом, вам бы и в голову не пришло вызывать меня сюда по делу об убийстве, — вспоминал Сидман, как Коломбо обрушился на него с яростью. — Но поскольку мое имя итальянское, это совсем другое дело. Я мафиози, а не такие хорошие люди, как вы».

Перед уходом, так и не предоставив никакой информации об убийстве, Коломбо обрушил на Сидмана еще один словесный шквал. «Вы откидываетесь назад за этим большим столом и думаете. Этот парень сидит здесь и кормит меня репликами. Он не кто иной, как двуличный жирондист, пытающийся выглядеть респектабельно». Что ж, вы ошибаетесь. Я американский гражданин первого класса. У меня нет значка, который делает меня официальным хорошим парнем, как вы, но я зарабатываю на жизнь таким же честным трудом. Я продавец недвижимости. У меня есть семья, которую нужно содержать».

Шесть лет спустя Коломбо преподнес еще более дерзкий сюрприз. Его сын, Джозеф-младший, в апреле 1970 года был обвинен в редком федеральном преступлении: сговоре на сумму 300 000 долларов с целью переплавки никелевых монет и продажи их как серебряных слитков. Вместо обычной тактики мафии — нанять дорогостоящих адвокатов, чтобы добиться оправдания в суде, — Коломбо стал устраивать демонстрации и пикеты у офисов ФБР на Манхэттене. В пикетах участвовали в основном члены «Боргаты Коломбо», их подражатели и родственники, раздававшие листовки с обвинениями бюро в антиитальянской направленности и преследовании итало-американцев по вымышленным обвинениям.

Почти ежедневные акции протеста, организованные Коломбо, совпали с широко распространенным национальным волнением из-за войны во Вьетнаме и растущим выступлением афроамериканцев, латиноамериканцев и феминисток за гражданские права и равенство. Поскольку Нью-Йорк был вихрем национальных и международных средств массовой информации, нововведение, когда известный босс мафии давал обширные интервью по телевидению, радио и в печати, превратило Коломбо в медийную знаменитость. Он стал часто появляться в новостях и ток-шоу, излагая свои взгляды на то, что «мафия — это миф», созданный правоохранительными органами и прессой, и что итало-американцы, как и чернокожие американцы и другие меньшинства, стали жертвами предвзятости и жестокости со стороны ФБР и полиции. Эта точка зрения, легкомысленно высказанная Коломбо и в некоторой степени поддержанная искренними, видными итало-американцами, нашла отклик в итальянской общине. Недоверие к властям и правительственным учреждениям, подогреваемое оппозицией войне во Вьетнаме, росло, и общество остро осознавало, что правительство нарушает гражданские права многих групп населения и безразлично к ним относится.

Сын Коломбо был оправдан по делу о серебряном заговоре, благодаря стандартному развитию событий в процессах, связанных с мафией. Ключевой свидетель против 26-летнего Джо-младшего, бывший подражатель по имени Ричард Саломон, резко изменил свое мнение на свидетельском кресле, отказавшись от прежних уличающих показаний и внезапно заявив, что молодой Коломбо ничего не знал об этой схеме. После победы в суде Коломбо-старший активизировал свой личный крестовый поход. Менее чем за год он создал и возглавил Итало-американскую лигу гражданских прав, в которой, по его словам, насчитывалось 45 000 членов и 52 отделения по всей стране. Выступления Коломбо и его последователей против ФБР, правоохранительных органов в целом и прессы убедили тысячи добропорядочных итало-американцев в том, что их сообщество несправедливо клеймят как мафию.

«Президент сбивает нас с ног, генеральный прокурор ненавидит наши кишки», — провокационно заявлял Коломбо в ночных телевизионных ток-шоу. В задумчивой статье в журнале Harper's Magazine Коломбо, изображая из себя оскорбленного защитника своей общины, спрашивал: «Неужели в Нью-Йорке только итальянцы совершают преступления?» Арестованный тринадцать раз, Коломбо имел полицейское досье за мелкие проступки, связанные с азартными играми. Избежав осуждения за крупные преступления, он мог с полным основанием утверждать, что власти бездоказательно оклеветали его как гангстера из организованной преступной группировки. «Я не родился свободным от греха, — гремел он, — но я точно не могу быть всем тем, о чем говорят люди: у меня в подвале есть камеры пыток, я убийца, я глава всех шейлоков, всех букмекеров, я нажимаю на кнопки, у меня есть предприятия в Лондоне, в аэропорту, я получаю оттуда семь-восемь миллионов долларов в год дохода. Кого они обманывают и как далеко они зайдут, чтобы обмануть общественность?»

Заявление Коломбо о том, что его плохое обращение является типичным для законопослушных итало-американцев, имело мгновенный успех. Почти в одночасье лига — то есть Коломбо — стала предвыборным оружием, признанным и уважаемым политиками. На первом митинге в честь Дня единства в июне 1970 года темой стало «восстановление достоинства, гордости и признания каждого итало-американца». По оценкам, пятьдесят тысяч человек приветствовали Коломбо и других ораторов на Коламбус-Серкл, когда они доносили эту мысль. Учитывая быстрый рост лиги, выборные должностные лица быстро отреагировали на ее потенциальную силу голоса. Губернатор Нью-Йорка Нельсон Рокфеллер и десятки более мелких политиков поспешили принять почетное членство в лиге. На митинге четыре конгрессмена и заместитель мэра Нью-Йорка поднялись на трибуну вместе с Коломбо, чтобы поддержать цели лиги по предотвращению дискриминации и клеветы в отношении итало-американцев. Благодаря лоббистским усилиям лиги губернатор Рокфеллер и генеральный прокурор Никсон Джон Митчелл добились официального запрета на использование слова «мафия» всеми правоохранительными органами, находящимися под их юрисдикцией.

Голливуд тоже почувствовал на себе гнев Коломбо. Не успела компания Paramount приступить к съемкам первого из своих фильмов «Крестный отец», как