Любовь по науке, или на практику в другой мир - Лидия Миленина

встал на одно колено и молил быть его… ну просто быть его хотя бы! Как бы обидно ей ни было, я испытывала благодарность, что Гарон открылся мне. Что рассказал то, о чем, уверена, не знает никто в Академии. О своей личной жизни.

А еще в душу прокрадывалось сочувствие. Я ведь сама нахожусь в похожей ситуации. Вернее, в ситуации «наоборот». У меня сколько угодно истинных, и меня даже время от времени тянет к ним (к каждому по отдельности, конечно), но сердце стремится к этому вот Великому и Ужасному дракону.

— Я тоже им сочувствую, — тихо произнесла я. — Мне тоже иногда кажется, что это как болезнь. Понимаю тебя.

— Благодарю за понимание. Я много изучал этот вопрос. В основном, его рассматривают на факультете магического естествознания, поэтому я ушел со своей прежней должности и стал деканом этого факультета — чтобы всегда быть на передовой подобных исследований, если они велись. Впрочем, когда не велись — я незаметно инициировал их прохождение.

Он на мгновение замолчал, опустил взгляд и изучал взглядом нос своего черного ботинка, красиво блестевшего в лунном свете.

«Вот гад, у него даже ботинок красивый», — подумала я, а вслух спросила:

— А кем ты работал до этого?

— До этого я был ректором этой Академии, — словно бы небрежно бросил Гарон. — И иногда мне кажется, что следует вернуться на эту должность, чтобы навести порядок! При мне никто не убивал попаданок ни в стенах Академии, ни вне ее!

«Ого!» — опешила я.

Выходит, не вовремя я встретила его. Иначе была бы классика фэнтези: попаданка и ректор-дракон магической Академии. Но когда-то Гарон осуществил своего рода «даун-шифтинг», чтобы заниматься своими изысканиями.

— И к какому выводу ты пришел?

— Ты можешь назвать его романтичным, — усмехнулся Гарон. — Но что есть, то есть. Считается, что истинные чувствуют друг друга как раз по эманациям души — ты это знаешь. Вернее, по энергетическим эманациям и просто физическом запаху, которые исходят от тела. А они, в свою очередь, определяются душой. Тогда получается, что истинность — свойство души. У каждой души, как ты говорила…

— Я не говорила!

— Хорошо, не ты говорила, но есть «половинка». Истинная пара. И сколько бы душа не реинкарнировала, другой истинной пары у нее не будет, — я припомнила, что в этом мире верят, что Бог дал душам много жизней. То есть что они перевоплощаются из тела в тело, пока не достигнут какого-то особого уровня развития. Как в некоторых наших религиях. — Ну или несколько, как у тебя. Но это, кстати, уже противоречие тому, что истинность определяется нашей сердцевиной… А как же любовь? Любовь и свободный выбор?! Ведь мой опыт показал, что любовь может быть и не только с истинной парой!

На этой фразе, к моему удивлению, сдержанный Гарон сжал кулак. Помолчал и продолжил:

— И я пришел к выводу, что все не совсем так. Душа… Ты хорошо понимаешь, что такое душа, Маша? Это не противоречит мировоззрению твоего мира? Это некая энерго-информационная сущность, что живет более одной жизни…

Я кивнула, мол, понимаю.

— Так вот, я пришел к выводу, что душа имеет много слоев. Условно можно сказать, что их два: внутренний и внешний. Внешний слой изменчив, он меняется от жизни к жизни. Он определяет текущую реинкарнацию живого существа. И именно он влияет на тело и дает те эманации, что определяют истинность пары. То есть истинность — свойство в рамках одной жизни. И связана больше с телом и внешними энергетическими структурами. А внутренний — наше истинное я. И истинная любовь, которая дает свободный выбор партнера, рождается именно в ней. Теперь ты понимаешь, почему я хочу в твой отбор и хочу победить на нем?! — достаточно горячо закончил он. —Эксперимент устроен, чтобы решить вопрос подбора истинных пар и их аналогов. Так думают все. Но я хочу, напротив, доказать, что любовь, идущая из сердцевины души, важнее любой истинности, определяемой внешними факторами! И можешь считать это романтичным. Можно сказать, я хочу доказать главенство духа над телом!

Я все понимала и даже поддерживала его рассуждения. Но он говорил — а во мне опять забулькало. Потом — закипело. А на последней его фразе я вскочила, вырвала руку из его нежного захвата и почти крикнула:

— Понятно, магистр Гарон, зачем тебе нужно победа в моем отборе! Только вот… я-то сама нужна тебе по-настоящему?! Как насчет этой настоящей любви, что должна быть в сердцевине души?!

И замолчала, словно сама себе дала пощечину. Потому что своим порывом я фактически призналась, что хочу, чтобы Гарон любил меня. А значит… видимо, сама люблю его.

Глава 26

Гарон очень ласково поглядел на меня:

— Маша, а как ты думаешь, стал бы я затевать эксперимент в эксперименте, если бы для этого не было повода? Если бы я не мог представлять из себя настоящий «контрольный образец», обладающий всеми свойствами, нужными, чтобы его можно было сравнить с истинными парами? На Совете я достаточно четко высказал свою… хм… позицию, — а дальше он глядел чуть насмешливо и выжидающе, мол, сама подумай. Догадайся, сделай выводы.

О чем, простите, магистр декан? Самой решить, любишь ты меня или нет?

Ха! Смешно.

Разумеется, я продолжила кипятиться. Одновременно с тем, как внутри рождались слезы. Слезы незаслуженной обиды, я ведь, в сущности, ничего плохого ему не сделала. А он… издевается!

— А я думаю, что нет. Ты не сказал ничего определенного на Совете. И сейчас не говоришь! Подозреваю, ты специально «подружился» со мной, чтобы можно было предложить себя «контрольным кандидатом»!

В глазах Гарона сверкнуло возмущение. Видимо, я где-то задела его за живое. Но тут же погасло, превратившись в какой-то другой огонь.

— Я понимаю, — сказал он и тоже встал. Смотрел на меня сверху вниз, и в лунном свете его словно высеченное из камня лицо было таким красивым, что хотелось отпустить ему все грехи. — Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви.

Это был не вопрос. Именно утверждение.

— Эээ… — протянула я. Когда желаемое мной было названо словами, совсем растерялась. Гнев улегся, все эти пузырьки просто стекли вниз и впитались в землю. А вот смущение, даже стыд, что я как бы требовала от него признания — сделали шаг вперед из строя моих смешанных чувств. Глаза сами