Горькие травы - Кира Козинаки

Что, возможно, всё не так, как мне казалось.

И теперь мне необходимо заново по петельке набирать его портрет.

Стоя каменным изваянием в одном ботинке у кровати Петра, я говорю ему, что он олень. И ещё добавляю, что с бубенцами. А потом опрометью выскакиваю из квартиры, мчусь на остановку, вспоминаю, что мне в противоположную сторону, и мчусь на другую остановку, трясусь в переполненном утреннем автобусе, поднимаюсь на четвёртый этаж бизнес-центра — и всё это время пытаюсь новыми глазами увидеть то, с чем успела сжиться. Выйти за привычные рамки, где Пётр выбрал Варю и никогда мне так и не позвонил. Понять, почему ощущения такие, будто я тоже заболела и теперь брежу, а сознание выделывает смертельные сальто.

Взять себя в руки мне удаётся лишь перед дверью офиса, где я долго перевожу дыхание, читая название фирмы на табличке то слева направо, то справа налево, и с трудом сдерживаюсь, чтобы не провести пальцами по выбитым ниже буквам фамилии Морозов. Но вместо этого стучу и заглядываю внутрь.

За большим столом из тёмного дерева — мужчина. Он одновременно разговаривает по телефону, перебирает разложенные перед ним бумаги и вглядывается в экран ноутбука. Заметив меня, вскидывает в воздух руку, безмолвно прося немного подождать, а потом снова возвращается в режим Юлия Цезаря. И у меня появляется время, чтобы осмотреться.

Потому что вау, прямо-таки «Пирсон-Спектр-Литт»[1] в масштабах небольшого офиса в российской провинции. Стены цвета стали, гранитные полы, картины с абстракциями, множество точечных источников света, широкие кресла из чёрной кожи для посетителей, массивные шкафы из натурального дерева, мраморные статуэтки. Невероятно стильно — не удивлюсь, если к созданию интерьера приложил руку тот же дизайнер, который воплощал свои смелые идеи в жизнь и в квартире Петра. Кстати, о людях: кошусь на тараторящего в трубку мужчину и отмечаю, что он очень даже привлекательный. Холёный блондин лет тридцати пяти в идеально сидящем светло-сером костюме. Приятный голос, голубые глаза, аккуратная растительность на лице — ещё не борода, но однозначно и не вчерашняя щетина. Интересно, сотрудников в «Казус» по внешности набирают? Что этот красавчик, что мой Петька. На чём вообще они специализируются? На оказании услуг по визуальному удовлетворению клиенток? Не знаю, какие у меня юридические проблемы, но я уже готова заплатить!

Мужчина заканчивает разговор, откладывает телефон и произносит:

— Прошу прощения, что заставил ждать. Доброе утро.

— Доброе. Даниил, верно? — на всякий случай уточняю я, старательно делая вид, что это не я только что пялилась на него с явным интересом.

И тут же замечаю интерес уже в его взгляде. Внимательно сканирует меня, прищуривается, откидывается на спинку кресла и довольно улыбается.

— Ну привет, соседка, — выдаёт он. — Дон Педро позвонил и сказал, что документы привезёт девушка, но не уточнил, что это ты.

Его неформальный тон тут же сбивает меня с толку, и я растерянно поясняю:

— Я Ася.

— Очень приятно. Даня. Ну ты проходи, садись. Хочешь чая, кофе?

Я отрицательно мотаю головой, послушно делаю несколько шагов в сторону манящих своим удобством кресел и присаживаюсь. О да, ощущения и впрямь невероятные! Отодвигаю серую декоративную подушку в цвет стен, устраиваю рядом сумку и наблюдаю за Даней, который берёт из кофемашины на высоком столике в углу чашку давно сваренного кофе и садится в кресло рядом. И тут, когда базовые потребности удовлетворены, а мельтешение прекращается, меня осеняет:

— То есть ты тот приятель Петра, который живёт в моём дворе? Он был у тебя в гостях на прошлый Новый год?

Даня утвердительно кивает, делает глоток остывшего кофе и морщится, ставя чашку на подлокотник.

— Прости, не узнала. Я не очень дружу с соседями.

— Да я тоже, — отмахивается он, — но люблю подымить сигареткой на балконе, а с него как раз открывается прекрасный обзор на весь двор и на твой подъезд в частности. Поэтому когда Петручио рассказал о тебе, я сразу понял, о ком речь. Вот наконец и познакомились.

— Он рассказывал обо мне? — с потрохами выдаёт себя женское любопытство, передающееся, вероятно, вместе с той самой финальной Х-хромосомой, а я, брякнув, смущаюсь.

— Однажды, — просто отвечает Даня. — Правда, нёс в основном всякую романтическую лабудень, но я смог выцепить главное. Увлекаюсь габитоскопией, — поясняет он, пару раз стукнув указательным пальцем по виску. — И ты единственная в своём подъезде шатенка с глазами оливкового цвета, которая вечно таскает домой мешки с землёй для цветов.

— Цвет глаз тоже с балкона рассмотрел?

— Нет, конечно. Но сейчас вижу. И родинку над левой бровью. И что краснеть всё ещё не разучилась, хотя вроде давно не школьница. Описание сходится.

Ууу, щёки горят так, что ими впору разжигать печи. Я не привыкла к тому, что посторонние мужчины обсуждают мою внешность. Да и вообще — любые мужчины. Раньше это практиковал разве что Никита, и… словом, у него выходило неудачно. Даня же самодовольно улыбается, всё ещё с интересом меня рассматривая, но вдруг резко становится серьёзным.

— Чёрт, я опять слишком много болтаю, — хмурится он. — Меня такими темпами скоро уволят. Да я сам себя скоро уволю!

Зачем-то киваю, а моя странная память услужливо предлагает характеристику Даниила Покровского, некогда озвученную самим Петром: феноменальное трепло, даже утюг можно не доставать. Не знаю, сильно ли это мешает его работе на поприще Фемиды, но вот мои нервишки потрепать своими суровыми мужскими сплетнями ему удалось… именно так, феноменально.

— Вот, — достаю из сумки папку с документами и протягиваю её Дане.

— Спасибо, что привезла. И это… Мы с Петрухой обычно не обсуждаем женщин, — словно оправдывается он и поднимает вверх руку с кольцом. — Я очень серьёзно женат, а он… Ну, в общем… Просто как-то летом мы закрыли сложное дело и решили это отметить. У нас тут, в офисе, всегда много хорошего алкоголя, клиенты благодарят, старинный русский обычай. А когда под закусь пошёл ананас, тоже подарочный, Петросяна вдруг прорвало — понятия не имею почему. Завёл песню про одну девч… Про тебя, в общем. Всё порывался к тебе поехать.

— В смысле? — Широко распахиваю глаза и смотрю на Даню, нет — сквозь Даню. — Он хотел ко мне приехать? Летом?

— Ну да. В… эээ… июле. Только я его отговорил. Был вынужден сказать, что у тебя есть поклонник на серебристом «ниссане». Извиняй, мужская солидарность.

Июль. Тук-тук.

Кирилл. Тук.

«Принц на серебристом коне».

«Она другому отдана и будет век ему верна».

«Ась, я хочу объяснить…»

Нет, нет, нет!

Но я… я никогда не была отдана другому, я лишь неудачно пыталась заменить несказочным принцем того, кто хотел ко мне приехать, даже когда я необратимо занесла его номер в чёрный список!