Наблюдатель - Валерий Большаков

– Получи! – выцедил Давид, переводя ствол на третью цель. Удар пришелся по гусеницам – ленты разорвались и раскатались ребристыми ковриками, а колеса-ленивцы отпали. Лопнуло небо, качнулась земля. Чудовищный столб крутящегося бледного пламени взвихрился из чрева танка, легко подбрасывая башню. Ее огромная форма, зализанная, будто оплавленная, взлетела, описала дугу, вращаясь и кувыркаясь, и рухнула на площадь, вколачиваясь в пластилит. Опять колыхнулась земля, оглохший Давид стер с лица налипший пепел и осмотрелся. Рыцари поднимались и отряхивались, половину долгоногов отнесло и перевернуло, правда, не покалечило, а над почерневшим остовом танка струился жаркий муар. Виштальский только головой покачал: кто ж знал, что эти боевые автоматы не протухли за тысячи лет?! И тут же перебил себя: надо было знать! Ты – командир!

– А домовых-то нету! – изумленно пробасил Рагг. И в самом деле – площадь совершенно очистилась от газовых роботов. Только три подбитых танка догорали на ней, чадя жирными клубами светящегося дыма, а еще один стоял, уткнувшись в стену и распустив гусеницу.

– Отходим, – буркнул Виштальский. – Газ. Домовые прикрывали нас. Когг, Зесс, помогите раненым, а мы соберем павших.

Раненых было всего пятеро – кому руку обожгло, кому ногу припекло. Ругаясь по-черному, они мазали друг другу ожоги знакомым Давиду зельем. А вот убитые.

От большинства не осталось даже пепла – его разнес ветер, а обугленные до неузнаваемости тела рыцари снесли в маленький купол Обители, как курредаты обозначали Станции Волхвов, и заложили треугольный вход горячими обломками автотанков.

Все рыцари покинули седла и вознесли общий зов – их хриплые, грубые голоса звучали не в лад, но от души.

– По долгоногам, – хмуро скомандовал Виштальский. – Да, и не забудьте Диу!

– А мой уже очнулся… – Диу похлопал долгонога по холке.

– Тогда вперед! И всем глядеть в оба – это вам не становище рыбаков. Хо-о!

– Хо-о! – заревели рыцари и пришпорили своих скакунов.

А Давид сумрачно глядел на индикатор дезинтегратора, где сиротливо алела единичка…

1

Ночью Город жил своей жизнью, таинственной и непонятной. Гвардейцы стали лагерем на окраине и вдоволь насмотрелись и наслушались всякой всячины. Издалека, постепенно нарастая, наплывал басистый гул и затихал, будто отдаляясь. Целые серии громких тресков нарушали режим молчания, медленно тускнущие звоны и ритмичное буханье. Откуда-то вдруг прорывался яркий отсвет, дрожал в вышине розовым мерцанием и угасал. Бледные огни проплывали между зданиями, лавируя, ускоряясь и притормаживая, но это были не газ-роботы.

Впрочем, Давид до того устал от тайн, что махнул на всё рукой, завернулся в плащ и уснул.

Ему приснились площади Города, залитые мягким, бестеневым светом, – сияли стены, сияло твердое покрытие. По нему бродили целые толпы странного вида существ – они гуляли парами, бродили поодиночке, собирались компаниями. Целостный образ Волхва ускользал, как это бывает во сне. Вспоминались лишь отдельные детали внешности – вытянутая голова, похожая на сплюснутый овал, во все стороны выпуклый торс – сквозь блестящую кожу прожимались позвонки трех хребтов за раз; длинные гибкие руки, сгибавшиеся втрое. Но впечатления уродства не возникало – организмы у Волхвов выглядели вполне функционально, по всем правилам биологической целесообразности.

Удивительная, ни на что не похожая музыка витала в воздухе, ее мелодия была неуловима, но прекрасна, она ускользала, томя душу тоской по Несбывшемуся, и услаждала слух.

Встал Давид рано, на рассвете. Рыцари дрыхли, дозорные, и те сонно моргали, ежась от утреннего холодка. Одинокие горы впереди вздымались неразличимо черной стеной с четким пильчатым обрезом, подсвеченным зоревыми лучами. Тучи за ночь истаяли и будто перекочевали на землю – туман залил пригородный буш плотной белесой пеленой, густой и почти осязаемой, из которой высовывались одинокие деревья. Туман доходил до зданий, но на улицы не проникал, таял у городской черты, подчиняясь воле неведомых сил. И тишина. Ни малейшего звучка. Даже долгоноги не фыркали – звери лежали, сбившись в кучу, чтобы было теплее, и почивали, взяв пример с хозяев.

Давид медленно, будто боясь громким вдохом разрушить хрупкое очарование восхода, вобрал полную грудь чистейшего воздуха. Да-а. Таким воздухом не дышат – его пить впору, смакуя каждый глоточек и ощущая долгое послевкусие.

А карминно-красная полоса над горами все наливалась и наливалась сочными красками пламени, небосвод все шире, всё ярче проявлял розовые переливы. Две луны висели над городом дольками арбуза.

Первыми тишину нарушили долгоноги – зафыркали, будя остальных, и вся мохнатая куча зашевелилась, стала распадаться на сонных индивидов. Зашуршал полог шатра, и наружу вывалился Зуни-Ло. Волосы его над левым ухом торчали дыбом.

– Что на завтрак, Зуни-Ло? – спросил Давид.

– Грибы, – хрипло ответил оруженосец. – Щас я.

– За ночное дежурство никаких происшествий! – доложил бравый Рагг.

Чудесное утро быстро теряло свою прелесть. Обычная побудка, подъем и всё такое. Пока благородные рыцари оправлялись и совершали утренние омовения, долгоноги громким фырканьем выражали свое нетерпение.

Давид подхватил Мауса под уздцы и сводил к водопою, потом сунул животине большую лепешку. Долгоног прилег и принялся употреблять ее в пищу, напоминая очень большую собаку, грызущую кость.

А после завтрака рыцари продолжили свой поход – все пятьдесят девять человек…

– Двигаемся вдоль окраины на север, – распорядился Давид, – потом свернем в горы, к перевалу.

Виштальский ехал – и думал думу, словно продолжая наяву свои сновидные переживания.

Сколько он уже здесь? Месяц. И все эти четыре недели он только и делал, что нарушал все писаные законы и правила, установленные обычаем.

Его хоть сейчас можно вызывать в КЧП! О, он будет с жаром отправдываться и стучать кулаком в грудь – невиноватый я, так уж всё сложилось и сяк срослось. Живот свой спасал Давид Виштальский, галактист божьей милостью, и других-прочих уберегал от смерти лютой, неминучей.

Правда, одиннадцать мудрых дядь и теть из Контроля Чести и Права тут же спросят его: а почему же вы, Давид Марков сын, не сидели тихо, притворяясь маленькой серой мышкой, желательно дохлой? Занялись бы тасканием по кабакам, волочением за местными красотками, пока не прибудет аварийная команда и не вытащит вас с Маран-им. Так нет же, Давиду Марковичу не сиделось спокойно, он стал вмешиваться в дела аборигенов, то ли спрямляя, то ли искривляя ход истории. Вот, взять хотя бы эту экспедицию к Перевалу. В чем ее смысл? В чем вообще ближайшая цель Большого Жреца? Это же ясно – в подготовке самого настоящего макроскопического воздействия! Обеспечить стабильность и лояльность, всеобщее благоденствие в тридевятом королевстве, в тридесятом государстве. Воздействие такого уровня обычно целый год готовят самые большие спецы по экспериментальной истории, по экспериментальной психологии. Будут корпеть над планом мероприятий, выносить на обсуждение в Совет Мира, согласовывать, подсчитывать баланс горя и радости, уточнять, корректировать, дополнять… А Большой Жрец? А он сам?