Сердце колдуньи - Кэтрин Коултер

Брешия замерла, чувствуя, как трясутся под ногами ступени.

Настоящее время

Бишоп, не веря глазам, смотрел вслед убегавшей Меррим. Не может же она бояться его! Он выбежал из пещеры, но не успел опомниться, как она прыгнула ему на спину. Она смеялась! В самом деле смеялась! Кусала его за ухо, дергала за волосы!

Его сердце билось так быстро и сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Наконец она отпустила его, и он, повернувшись, обнял ее.

— Я хочу тебя, — пропыхтел он так невнятно, что она едва поняла.

— Знаю, — ответила она. — Знаю.

И как ни странно, действительно понимала владеющие им порывы. Во всем виновато проклятие. Это оно толкает его на безумные поступки. Но она совсем не возражает. Наоборот, даже приятно!

Меррим покрепче прижалась к нему.

— Бишоп, — объявила она, гладя его щеки, — Бишоп, я тоже хочу тебя! Только не рви на мне одежду сейчас…

Она стянула с него тунику, увидела, как вздымается грудь, сообразила, что он старается взять себя в руки. Вот и хорошо!

Меррим подалась вперед и поцеловала его в грудь. Бишоп замер.

— Пойдем в пещеру.

Па пути она продолжала целовать его, щипать, лизать теплую кожу. И, стаскивая с него шоссы, мимолетно удивилась мягкости и свежести воздуха.

Его плоть уже поднялась, готовая к бою. Похоже, туго ему приходится… даже она, девушка, совершенно не имевшая опыта еще двадцать четыре часа назад, это понимала. Поразительно. Ей еще многому предстоит научиться, но это совсем не пугало.

— Меррим, — простонал он, опрокидывая ее на спину, задирая подол платья, гладя внутреннюю сторону бедер, наслаждаясь прикосновениями к бархатистой коже.

Он закрыл глаза. Откинул голову. Пальцы поднимались все выше, коснулись крохотной горошинки, и он едва не пролил семя от сладостного ощущения. Господь и все присные его, он сейчас лопнет!

У него едва хватало воли не наброситься на нее и не овладеть силой. Меррим лежала, доверчиво улыбаясь ему. Он продолжал ласкать ее, и очень скоро она заметалась, изнемогая под жаром певшей в жилах крови. Вожделение охватило ее не менее властно, чем Бишопа. Как все странно…

Она инстинктивно подняла бедра и произнесла его имя. Он сжал упругие ягодицы и глубоко вошел в нее.

Она едва не вскрикнула от творившегося с ней чуда. Он снова в ней!

Она как будто обезумела. Наслаждалась каждым мгновением и хотела большего. Обвила его ногами и дернула на себя.

Он вонзался… глубже… глубже… и, немного овладев собой, улыбнулся:

— Ни один мужчина не в силах представить такого. Еще секунду, Меррим. Дай мне еще секунду…

Он тихо охнул, откинул голову и закричал. Крик эхом разнесся по пещере.

Где-то, словно глубоко в ней, зародилась мелодия. И хотя она понимала, что пение идет откуда-то извне, все же чувствовала его, и это ее будоражило… и она ощутила невероятное желание приподняться и укусить его за подбородок. Она стала целовать его, охваченная такой же сильной потребностью, и тут же вскочила, застав его врасплох. Бишоп упал на спину.

— Нет, не двигайся! — яростно велела она, распластав пальцы по его груди.

И долго смотрела на него, желая, желая… вбирая его в себя.

Его плоть вновь отвердела и наполнила ее… а может, он и не покидал ее даже на секунду.

Меррим схватила его руку, положила себе на грудь, ощутила ласку его пальцев, и теперь настала ее очередь кричать. Он вторил ей, и их голоса раздавались в неподвижном воздухе.

Странная мелодия постепенно затихла, остался только звук ее дыхания. Она лежала на нем, продолжая слушать эхо голосов… а может, это были вовсе не голоса, а стук ее поющего сердца. Но какая разница?

Под спиной Бишопа дрогнула и сместилась земля. Потом еще раз и еще. Он крепко прижал Меррим к себе.

Во имя всех кривых зубов святых, неужели земля сейчас разлетится в осколки?

Но дрожь и тряска неожиданно показались чем-то незначительным, вовсе их не касающимся, хотя продолжались по-прежнему.

Тихая мелодия, которую он слышал, — это Меррим, забывшись в своем наслаждении, все напевала, — стихла. Все замерло. Меррим положила голову ему на плечо, и сердца их бились в унисон. Он вдыхал ее запах.

Когда наконец дыхание и способность мыслить вернулась к ней, Меррим прошептала:

— О, Бишоп, такое даже представить себе невозможно, правда?

— Д-да, — с трудом выдавил он, хотя это не имело особого значения.

Она была права. И еще может говорить! Поразительно! Ему и дышать трудно: воздух словно разбух и не помещался в груди.

Он провел ладонями по ее спине. Жаль, что не успел сорвать с нее платье!

Ему отчаянно хотелось ощутить ее нагую плоть, полные груди, приникнуть к ним губами.

Он сам не помнил, как умудрился раздеть ее. И они снова слились в одно, как тому суждено было случиться.

— Спи, Меррим, — прошептал он много позже. — Спи…

— Песня… — вспомнила она. — Песня.

Да, мелодия, которую она напевала, еще жила в его ушах.

— Очень красивая, — утешил он, поцеловал ее волосы, закрыл глаза и заснул. Дыхание постепенно становилось ровнее.

Другое время

— Тебе понравилось, Брешия? — рассмеялся принц. — Это мое вожделение сотрясло крепость под твоими иссохшими ногами.

— Немедленно прекрати, безумец ты этакий. Веди себя прилично! Нам нужно найти этот сундучок.

— А знаешь, — заявил он, когда буйная дрожь снова улеглась, — я хочу тебя, несмотря на то что в глазах щиплет от такого уродства.

— А ты? Да мне придется накинуть мешок тебе на голову, прежде чем заставить себя поцеловать эти сморщенные губы!

— Но как ты сможешь поцеловать меня сквозь мешок?

— Притворюсь, что под ним красавец волшебник, и это будет куда приятнее.

И тут у него на голове оказался старый мешок, из-под которого несся приглушенный смех.

— Клянусь, Брешия, я хочу тебя. Сейчас. Поцелуй меня, ведьма.

Поцелуй был коротким, потому что времени у них оставалось не слишком много. Но за первым поцелуем последовало еще много других. Скоро его руки ласкали все ее тело, и останавливаться он не собирался.

Солнце медленно склонялось к горизонту, когда Брешия и принц наконец очутились в просторной комнате Модора. Уродливые дряхлые создания довольно улыбались: воспоминания о пережитом наслаждении все еще пели в крови.

— Через эти окна почти не проходит солнечный свет. Интересно почему? — спросила она.