Всемирная библиотека. Non-Fiction. Избранное - Хорхе Луис Борхес

в прошлом актом Сотворения. Состояние n неизбежно приведет к состоянию v, но перед v может произойти Страшный суд; состояние n предполагает состояние c, но c не произошло, потому что мир был создан в состоянии f или b. Первый миг времени совпадает с началом Сотворения, как и предписывает святой Августин, однако этот первый миг несет в себе не только бесконечное будущее, но и бесконечное прошлое. Прошлое, конечно, гипотетическое, но неизбежное и расписанное до мелочей. Появляется Адам, его зубам и скелету тридцать три года. Появляется Адам (пишет Эдмунд Госсе), и у него наличествует пуп, хотя никакая пуповина никогда не связывала его с матерью. Принцип причинности гласит, что не существует ни одного следствия без причины; эти причины, в свою очередь, требуют других причин, которые регрессивно преумножаются[242]; существуют конкретные свидетельства всех причин, однако в действительности имели место только те вещи, которые возникли после Сотворения. В низинах Лухана сохранились скелеты глиптодонтов, однако этих глиптодонтов никогда не существовало. Таков хитроумный (и, прежде всего, невероятный) аргумент, который Филип Генри Госсе предложил религии и науке.

Ни той ни другой аргумент не подошел. Журналисты все свели к утверждению, что Господь спрятал под землей окаменелости, чтобы испытать веру геологов; Чарльз Кингсли отрицал, что Бог мог начертать на скалах «такую ненужную и всеобъемлющую ложь». Госсе напрасно упирал на метафизическое обоснование своего тезиса – немыслимость момента времени без другого, ему предшествующего, и, в свою очередь, без еще одного, ему предшествующего, и так далее до бесконечности. Не знаю, была ли ему известна древняя сентенция, которая приводится на первых страницах талмудической антологии Рафаэля Кансиноса-Ассенса: «Это была только первая ночь, но уже ей предшествовал ряд столетий».

Я хочу указать на два достоинства забытой гипотезы Госсе. Первое: ее жутковатое изящество. Второе: непреднамеренное доведение до абсурда идеи creatio ex nihilo[243], косвенное доказательство того, что Вселенная вечна, как полагали Гераклит и Спиноза, ведантисты и атомисты… Бертран Рассел придал этой гипотезе новое звучание. В главе IX книги «Analysis of Mind»[244] (Лондон, 1921) он предполагает, что наша планета была создана лишь несколько минут назад – вместе с человечеством, которое «помнит» ее иллюзорное прошлое.

1941

Постскриптум. В 1802 году Шатобриан («Génie du christianisme»[245], I, 4, 5), исходя из эстетических соображений, сформулировал мысль, созвучную гипотезе Госсе. Он осудил пресную и смехотворную концепцию первого дня Творения, полного птенцов, личинок, щенков и зерен, и написал: «Sans une vieillesse originaire, la nature dans son innocence eût été moins belle qu’elle ne l’est aujourd’hui dans sa corruption»[246].

Циклическое время

Я склонен вечно возвращаться к Вечному Возвращению; ниже я (с помощью ряда исторических примеров) попытаюсь выделить три основные разновидности этой идеи.

Первую обычно связывают с Платоном, который в тридцать девятом параграфе «Тимея» утверждает, что, когда различные скорости планет достигнут равновесия, все семь планет вернутся к своей исходной точке; такой оборот составляет полный год. Цицерон («О природе богов», книга вторая) признает, что подсчет такого грандиозного небесного периода затруднителен, однако, определенно, этот срок не безграничен; в одном из своих потерянных сочинений он ставит ему предел двенадцать тысяч девятьсот пятьдесят четыре «отрезка времени, именуемых нами годами»[247] (Тацит «Диалог об ораторах», 16). После смерти Платона в Афинах расцвела предсказательная астрология. Эта наука, как известно всем и каждому, утверждает, что человеческая судьба управляется расположением светил. Некий астролог, не без пользы проштудировав «Тимея», сформулировал неопровержимый аргумент: если цикличны периоды обращения планет, так же циклична и всемирная история; в завершение каждого платоновского года к жизни возродятся те же самые люди, с теми же самыми судьбами. Время приписало это умозаключение Платону. В 1616 году Лучилио Ванини писал: «Ахиллес снова отправится в Трою; возродятся былые обряды и религии; человеческая история повторяется; нет ничего сейчас, чего бы не было прежде; что было – будет; но все это – в общих чертах, не в частностях (как утверждает Платон)» («De admirandis naturae arcanis»[248], диалог 52). В 1643 году Томас Браун пояснил в одном из примечаний к первой книге «Religio medici»[249]: «Платоновский год (Plato’s year) – это многовековой период, по истечении которого все сущее вернется в свое изначальное состояние и Платон в своей школе снова будет излагать это учение». В этом первом подходе к Вечному Возвращению доказательство – астрологическое.

Второй подход привязан к славе Ницше, его вдохновенного изобретателя или провозвестника. Он зиждется на алгебраическом построении: утверждается, что конечное число объектов (в гипотезе Лебона – атомов, в трактовке Ницше – сил, а у коммуниста Бланки – простых тел) неспособно на бесконечное количество комбинаций.

Из трех перечисленных мною теорий самая упорядоченная и самая заумная принадлежит Бланки. Он, подобно Демокриту (Цицерон «Учение академиков», книга вторая, 40), громоздит сходные и различные миры не только во времени, но и в бесконечном пространстве. Книга Бланки носит красивое название «L’eternité par les astres»[250]. Гораздо раньше Дэвид Юм лаконично, но убедительно высказался в «Dialogues Concerning Natural Religion»[251], которые собирался переводить Шопенгауэр; насколько мне известно, никто до сих пор не обратил внимания на этот отрывок. Привожу дословный перевод: «Вместо того чтобы предполагать, что материя бесконечна, как это делал Эпикур, предположим, что она конечна. Конечное число частиц способно лишь к конечному числу перемещений, и при вечной длительности должно произойти то, что всякий возможный порядок, всякое возможное расположение окажутся испробованы бесконечное число раз. Следовательно, этот мир со всеми его событиями, даже самыми мелкими, и прежде возникал и разрушался, и снова будет возникать и разрушаться, и нет этому ни конца ни края»[252] («Dialogues», VIII).

По поводу той же нескончаемой последовательности всем известных историй Бертран Рассел замечает: «Многие писатели изображали историю циклической и утверждали, что нынешнее состояние мира рано или поздно повторяется. Как можно изложить данную гипотезу в свете наших взглядов? Мы должны будем сказать, что позднее состояние количественно тождественно с ранним состоянием, но мы не можем сказать, что данное состояние наступает дважды, поскольку из данного утверждения следует такая система датирования событий (since that would imply a system of dating), которая делает невозможной рассматриваемую гипотезу. Ситуация будет аналогична той, когда человек совершает кругосветное путешествие: он не говорит, что пункт начала путешествия и пункт прибытия являются двумя различными, но в точности сходными местами; он говорит, что они – одно и то же место. Гипотеза, что история имеет циклический характер, может быть выражена следующим образом: формируем группу всех качеств, совпадающих по времени с данным качеством;