Мальчик глотает Вселенную - Трент Далтон

Папаша обращается к нам:

– Я попозже сегодня получу рождественскую коробку от Святого Винни. Их неплохо снаряжают. Банка ветчины, ананасовый сок, какие-то лакричные конфеты. Я думаю, мы могли бы завтра немного побыть все вместе. Дарить друг другу подарки и прочее дерьмо.

– Что? Ты приготовил нам подарки? – с сомнением спрашиваю я.

Август ободряюще улыбается. Папаша скребет подбородок:

– Ну… нет. Но мне пришла в голову одна идея, – говорит он.

Август кивает. Отлично, папа – пишет он в воздухе, убеждая отца продолжать.

– Мне пришла мысль, что мы можем каждый выбрать для другого книгу из книжной комнаты, красиво завернуть и положить под елку, – говорит папа.

Папаша знает, как часто мы с Августом с удовольствием читаем что-либо из его книжной горы.

– Но не просто любую старую книгу, – поясняет он. – Может быть, что-то, что мы читали, или что-то важное для нас; или то, что, по нашему мнению, может кому-то понравиться.

Август хлопает в ладоши, улыбаясь. Показывает отцу большой палец. Я закатываю глаза так сильно, словно в моих глазницах – свободно вращающиеся круглые мятные леденцы из коробки с рождественским благотворительным подарком от общества Святого Винсента де Поля.

– Ну а потом, знаете, мы можем съесть немного лакричных сладостей и почитать наши книги на Рождество.

– И этот день будет как-то отличаться для тебя от любого другого? – интересуюсь я.

Он кивает:

– Да, ну, мы же все можем читать в гостиной. Мы можем читать в гостиной все вместе.

Август пихает меня в плечо. Не будь таким придурком. Он старается. Дай ему попытаться, Илай.

Я тоже киваю.

– Звучит здорово, – говорю я.

Папаша идет к кухонному столу, рвет валяющийся там проигрышный билет тотализатора на три части и царапает на каждом кусочке имя карандашом, которым обычно обводит имена лошадей. Он скручивает листочки и выставляет их вперед, зажав в кулаке:

– Тяни первым, Август.

Август выдергивает кусок билета и разворачивает его с воодушевленным рождественским блеском в глазах.

Он показывает нам имя. Папа.

– Ну что ж, хорошо, – говорит отец. – Значит, Август выбирает книгу для меня, я для Илая, а Илай для Августа.

Август кивает. Папа кивает. Папа смотрит на меня.

– Ты ведь останешься с нами на Рождество, не так ли, Илай?

Август смотрит на меня. Ты засранец. Настоящий.

– Да, я останусь тут, – отвечаю я.

Я не остаюсь с ними. В четыре часа утра, рождественским утром, я кладу под рождественскую елку книгу «Мотылек» для Августа, завернутую в спортивную страницу «Курьер мейл». Папа завернул свою книгу для меня в страницу объявлений «Курьера». Август завернул свою книгу для папы в передовицу с новостями.

Я направляюсь к железнодорожной станции в соседнем приморском пригороде Сандгейт – знаменитом своими «фиш энд чипс» и домами престарелых, – срезая путь через шоссе, ведущее к Солнечному побережью; что обычно является безумным упражнением уровня голливудского каскадера Ивела Книвела, требующим от детей Брекен-Риджа перепрыгнуть стальное ограждение, увернуться от машин на четырех скоростных полосах, перепрыгнуть другое стальное ограждение и пролезть через дырку размером с обеденную тарелку в муниципальном проволочном заборе, оставаясь незамеченными полицией или, что еще хуже, обеспокоенными родителями, которые давят на местный совет в течение многих лет, чтобы тут построили пешеходный мост. Но сегодняшним утром движения на шоссе нет. Я не торопясь перелезаю через ограждения, насвистывая на ходу «Храни вас Бог, веселые господа». За автострадой проходит дорожка ипподрома Дигон, где этим ранним рождественским утром, в первых лучах неторопливо просыпающегося солнца молодая наездница тренирует норовистого гнедого жеребца. Старик в жокейской шапочке наблюдает за ее выездом, прислонившись к ограде ипподрома. Он немного похож на Дрища, но это не может быть Дрищ, потому что Дрищ в больнице. Гудини Холлидей пытается убежать от судьбы. Гудини Холлидей прячется в кустах, пригибаясь, когда зловещая фигура в капюшоне и с косой шныряет вокруг него.

– Счастливого Рождества! – приветствует меня старик.

– Счастливого Рождества! – отзываюсь я, ускоряя шаг.

Сегодня ходят только четыре поезда, и в 5.45 утра поезд до центра останавливается на станции Биндха, рядом с железными трубами и конвейерными лентами под открытым небом, принадлежащими зловонной консервной фабрике «Золотой круг» – не такой зловонной сегодня, потому что сегодня она не работает. В нашей рождественской благотворительной коробке от общества Святого Винсента де Поля, которую вчера днем доставила женщина с участливым лицом, рыжими волосами и красными ногтями, лежала литровая банка апельсиново-мангового сока «Золотой круг». Еще там была банка консервированных ананасовых кружочков «Золотой круг», закатанных и отправленных добрыми людьми с этой фабрики возле железнодорожной станции Биндха.

Старый красный грузовик ожидает там, где и было сказано в записке Дрища. Он работает на холостом ходу на углу Чапел-стрит и Сент-Винсент-роуд. Его передок весь в ржавчине и грязных потеках масла, словно какой-нибудь Том Джоуд проделал на нем весь путь до Калифорнии[41].

Кузов грузовика – четыре железных стены, образующих прямоугольную коробку с синим матерчатым верхом, размерами с папашину кухню. Я просовываю пальцы под лямки рюкзака, который несу на спине, и подхожу к дверце со стороны водителя. Человек, сидящий за рулем, курит сигарету, выставив правый локоть в окно.

– Джордж? – спрашиваю я.

Возможно, он грек. Или итальянец. Трудно сказать. Примерно ровесник Дрища, с лысой головой и толстыми руками. Он открывает дверцу, вылезает из грузовика и затаптывает сигарету подошвами поношенных кроссовок, которые надеты на толстые серые носки, сбившиеся в «гармошку» на щиколотках. Он низенький и коренастый, но быстрый в своих движениях. Человек-движение.

– Спасибо, что согласились помочь, – говорю я.

Он ничего на это не отвечает. Он открывает кузов грузовика, широко распахивает металлическую заднюю дверцу и пристегивает ее сбоку. Кивает мне – лезь в кузов. Я забираюсь в грузовик, и он забирается вслед за мной.

– Я не скажу ни слова, обещаю, – говорю я.

Джордж молчит.

Грузовик заполнен ящиками с фруктами и овощами. Ящик с тыквами. Ящик с дынями. Ящик с картофелем. Домкрат для поддонов у левой стены. Возле задней дверцы на поддоне стоит большой пустой квадратный ящик. Джордж наклоняется в ящик и вытаскивает фальшивое деревянное дно, отделяющее нижнюю треть внутреннего пространства. Он два раза дергает головой вправо. Я расшифровал достаточно молчаливых кивков Августа, чтобы понять, что Джордж имеет в виду: «Полезай в ящик». Я бросаю в ящик рюкзак, перекидываю ноги через борт и ложусь на дно.