Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения - Ада Самарка

– Ну ладно, загадочная красавица… отдыхай… высыпайся и это… не болей! – он подмигнул ей и, помахав двумя пальцами, скрылся за дверью.

– Я люблю тебя!!! Как же я люблю тебя… – мысленно кричала Русланочка – до хрипоты, до потери голоса.

На следующий день она проснулась разбитой, обессиленной, в липком поту. Ядовитое послеобеденное солнце билось сквозь закрытые занавески. Смятая постель вдавилась в тело, оставив пунцовые и белые обескровленные отпечатки. Но пошла в душ, долго мылась, потом втирала в кожу специально купленное для этого дня масло – разминала каждый сантиметр своего тела, думая, как сегодня принесет это тело в дар, как в песне, во имя своей любви. Заставила себя поесть в кафе, выпила два стакана сока и съела мороженое.

Долго сидела с телефоном. Писать ему можно было бы хоть каждый день – но Русланочка пользовалась СМС в исключительных случаях. Это был ее деликатес. Это было самое сладкое… единственный смысл жизни, кроме его голоса в наушниках, конечно.

…Сегодня я буду твоей…

И как десятки раз до этого, села ждать. И привычные клейкие бумажные ленты ожидания завились вверх по щиколоткам и запястьям, к самому сердцу. Но через некоторое время пробившейся нефтяной скважиной, горячим гейзером, сладким звоном, воздушными пальцами, перебирающими серебряные колокольчики, телефон сообщил об эсэмэске и, ерзнув виброзвонком, словно сам ладненько пристроился ей в руку.

о да детка… давай!

И потом, второй волной, песней на «бис», еще когда не улеглись овации в ее душе и пальцы не перестали дрожать – телефон снова запел воздушным солнечным ветром и ерзнул еще раз:

когда я буду петь ночные алмазы поднимешся на сцену

Она сидела за столиком, смотрела на море. Телефон потом еще долго ерзал и пиликал чужими, ненужными сообщениями – родители, сестры – их тексты читались как фоновый шум, как переговоры по рации, которые слушаешь, когда едешь в такси, – к ней лично не имеющими никакого отношения теперь.

Когда опустились сумерки и по небу зашагали молочно-белые лучи, а музыка волнами заурчала, колыхая собравшуюся обгоревшую на солнце толпу в шортах и купальниках, Русланочка вернулась в гостиницу, еще раз приняла душ, еще раз натерлась маслом. Музыка, словно завинчиваясь спиралью, чувственным водоворотом несла всех к горловине этой ночи.

Тем временем, накупавшись и назагоравшись, довольная собой и своей жизнью, а также начавшимся отпуском, под сценой в виде яйца танцевала Инна Кривуца – бывший доктор-отоларинголог, пережившая болезненное расставание с мужчиной и сияющая какой-то особенной хищной красотой освободившейся умной женщины.

– Ненавижу старых пердунов… этот был последним! – пьяно растягивая слова, говорила она на ухо своей подруге, с которой они вдвоем – красивые, в белых шортах и завязанных под грудью рубашках, – на красном джипе совершили спонтанный бросок из Киева в Поповку.

– Какое охренительное количество симпатичных молодых людей тут находится, и плевать, что бедные… – отвечала подруга.

– Я понимаю эту девочку, которая лечилась у меня зимой… – сказала Инна, глядя на сцену, – ради этого пацанчика она пожертвовала голосом и вообще чуть не умерла.

– Ради вон того?

– Да, с его фоткой она не расставалась даже в реанимации.

Подруга перестала танцевать, пристально рассматривая юношу за диджейским пультом:

– Ну ничего так… я ее в чем-то понимаю. Хорошенький.

– Я тоже так считаю, – и, раскинув руки, посетительница хореографической студии и уроков пластической драмы, уверенная в себе и разнеженная мужским вниманием, Инна стала выгибаться и приседать, пристально глядя на диджея.

– Эээй! Меня возьми! Нас возьми! – визжала подруга.

Инна продолжала извиваться.

Внезапно воцарилась тишина, толпа замерла в ожидании. И тут глухим галопом зазвучали первые ноты главной песни того лета:

Ночные алмазы рассыпала грусть

Тебе будет больно ну и пусть

Ради этой ночи ты будешь сверкать

Ночными алмазами звезд за сто двадцать пять

Ударов в минуту

Сто двадцать пять минут с тобой буду я…

– Вааааау! – визжала Инна и протягивала руки.

– Возьми нааааас! – визжала подруга.

DJ Prinz давно заметил их и теперь стоял, вполголоса подпевая своей фонограмме, любуясь.

Когда его помощники вытягивали Инну на сцену, он не видел, как, проталкиваясь через толпу, пьяно шатаясь, к нему пробирается вчерашняя странная девушка с симптомами наркотического опьянения. И – как будто совсем не в себе – толкает людей и падает, цепляясь за их одежду, ловит ртом воздух, пытаясь встать, не может скоординировать движения, снова падает.

– Ночная колдунья?.. это ты, детка? – спросил он у темноволосой грациозной Инны, отмечая, что в девушках и женщинах ему больше всего нравится поясничный прогиб, вот то самое место, где оттопыренный задок отделяется тканью джинсов или купальных трусиков. Она легонько потерлась головой о его плечо, большие серебряные серьги, как полумесяцы, смутно напомнили о той далекой витачивской весне, сумасшедшем дне рождения, сутолоке и ужасе больничных приключений.

– Да, это я… мой принц, – скалясь и запрокидывая голову, ответила Инна.

– Я так долго ждал тебя.

– Ох, молодой человек… не брешите! – засмеялась Инна и обняла его за талию, пританцовывая в такт музыке.

– Сто двадцать пять… – запел в микрофон DJ Prinz, другой рукой обнимая ее за талию.

– Сто двадцать пять по пять! – запела ему в ухо Инна.

Потом их видели шустро спрыгивающими со сцены и после короткой остановки возле барной стойки – удаляющихся по мощенной плитами дорожке в сторону дальнего пляжа, где уже стояла пришвартованная яхта. Волосы у Инны после наращивания, даже собранные в высокий хвост на затылке, волнами падали почти до поясницы. Одной рукой Димон обнимал ее за талию, в другой болталась бутылка дорогого шампанского.

Русланочка, задыхаясь, борясь с накатывающей тошнотой, увязая острыми каблуками в песке, бежала за ними вдоль забора, от бокового входа. Юбка специально купленного для этого дня платья – длинного, чем-то похожего на венчальное, разлетающегося полупрозрачным перламутровым шифоном, – теперь страшно мешала, путалась в ногах. Небо кружилось и то наваливалось, придавливая, то стремительно улетало, словно выпущенное из рогатки.

Тихонько заурчал мотор, яхта быстро отчалила, и вскоре в морской смолистой черноте едва угадывался белый силуэт, неожиданно чем-то напомнивший козлиный череп со светящимся глазом.

Русланочка села на песок у берега. Звезды качались в такт волнам.

Потом легла.

Яхта проплыла совсем немного и замерла, едва заметно серея – скорее всего, стали на якорь. Было даже слышно, как там играет музыка.