Путь на Амальтею. Стажеры - Борис Стругацкий

– Не ожидал, не ожидал, – говорил он, ведя Владимира Сергеевича под локоток к своему кабинету.

Шершень был уже не тот. Не было больше стройного черноволосого парня, всегда загорелого и немного сумрачного. Шершень стал бледен, он облысел, располнел и все время улыбался.

– Вот не ожидал! – повторял он с удовольствием. – Как же это вы к нам надумали, Владимир Сергеевич? И никто нам не сообщил…

В кабинете он усадил Юрковского за свой стол, сдвинув в сторону пружинный пресс с кипой фотокорректуры, а сам сел на табурет напротив. Юрковский озирался, благожелательно кивал. Кабинет был невелик и гол. Настоящее рабочее место ученого на межпланетной станции. И сам Владислав был под стать этому месту. На нем был поношенный, но выглаженный комбинезон с подвернутыми рукавами, полное лицо было тщательно выбрито, а жиденькая полуседая прядь на макушке аккуратно причесана.

– А вы постарели, Владислав, – сказал Юрковский с сожалением. – И… э-э… фигура не та. Ведь вы спортсменом были, Владислав.

– Шесть лет здесь, почти безвыездно, Владимир Сергеевич, – сказал Шершень. – Тяжесть здесь в пятьдесят раз меньше, чем на Планете, эспандерами изнурять себя, как наша молодежь делает, не могу за недостатком времени, да и сердце пошаливает, вот и толстею. Да к чему мне стройность, Владимир Сергеевич? Жене все равно, какой я, а девушек ради худеть – темперамент не тот, да и положение не позволяет…

Они посмеялись.

– А вы, Владимир Сергеевич, изменились мало.

– Да, – сказал Юрковский. – Волос поменьше, ума побольше.

– Что нового в институте? – спросил Шершень. – Как дела у Габдула Кадыровича?

– Габдул застрял, – сказал Юрковский. – Очень ждет ваших результатов, Владислав. По сути, вся планетология Сатурна держится на вас. Избаловали вы их, Владислав… э-э… Избаловали.

– Что ж, – сказал Шершень, – за нами дело не станет. В следующем году начнем глубинные запуски… Вы вот только людей бы мне подбросили, Владимир Сергеевич, специалистов. Опытных, крепких специалистов…

– Специалисты, – сказал, усмехаясь, Юрковский. – Специалисты всем нужны. Только это, между прочим, ваше дело, Владислав, – готовить специалистов. Вы, вы должны их институту давать, а не институт вам. А я слыхал, что от вас Мюллер на Тефию ушел. Даже то, что мы вам дали, вы упускаете.

Шершень покачал головой.

– Дорогой Владимир Сергеевич, – сказал он, – мне работать нужно, а не специалистов готовить. Подумаешь, Мюллер. Ну, хороший атмосферник, два десятка неплохих работ. Так ведь Дионе программу надо выполнять, а не гоняться за хитрыми разумом Мюллерами. И таких, как Мюллер, пусть институт держит у себя. Никто на них не польстится. А нам здесь нужны молодые дисциплинированные ребята… Кто там сейчас в координационном отделе? Все еще Баркан?

– Да, – сказал Юрковский.

– Оно и видно.

– Ну, ну, Владислав, Баркан хороший работник. Но сейчас открыты пять новых обсерваторий в Пространстве. И всем нужны люди.

– Ну так, товарищи! – сказал Шершень. – Надо же планировать по-человечески! Обсерваторий стало больше, а специалистов не прибавилось? Нельзя же так!

– Ладно, – весело сказал Юрковский, – ваше… э-э… неудовольствие, Владислав, я непременно передам Баркану. И вообще, Владислав, готовьте ваши жалобы и претензии. Насчет людей, насчет оборудования. Пользуйтесь случаем, ибо в настоящее время я облечен властью разрешать и вязать, высшей властью, Владислав.

Шершень удивленно поднял брови.

– Да, Владислав, вы разговариваете с генеральным инспектором МУКСа.

Шершень вздернул голову.

– Ах… вот как? – медленно сказал он. – Вот не ожидал! – Он вдруг опять заулыбался. – А я, дурень, ломаю голову: как случилось, что глава мировой планетологии так внезапно, без предупреждения… Интересно, по каким же это наветам удостоилась наша маленькая Диона генерального посещения?

Они еще раз посмеялись.

– Послушайте… э-э… Владислав, – сказал Юрковский. – Мы довольны работой обсерватории, вы это знаете. Я очень доволен вами, Владислав. Отчетливо… э-э… работаете. И я вовсе не собирался беспокоить вас в моем, так сказать… э-э… официальном качестве. Но вот все тот же вопрос о людях. Понимаете, Владислав, некоторое – я бы сказал законное – недоумение вызывает тот факт, что у вас… э-э… Вот за последний год у вас здесь закончено двадцать работ. Хорошие работы. Некоторые просто превосходные. Например… э-э… эта, об определении глубины экзосферных слоев по конфигурации тени колец. Да. Хорошие работы. Но среди них нет ни одной самостоятельной. Шершень и Аверин. Шершень и Свирский. Шершень и Шатрова… Возникает вопрос: а где просто Аверин и Шатрова? Где просто Свирский? То есть создается впечатление, что вы ведете свою молодежь на помочах. Конечно, более всего важен результат, победителя не судят… э-э… но при всей вашей загруженности вы не имеете права упускать из виду подготовку специалистов. Им ведь рано или поздно придется работать самостоятельно. И в свою очередь, людей учить. Как же это у вас получается?

– Вопрос законный, Владимир Сергеевич, – сказал Шершень после некоторого молчания. – Но как на него ответить – не представляю. И выглядит это подозрительно. Я бы сказал, мерзко. Я уж тут несколько раз пытался отказываться от соавторства – знаете, просто чтобы спасти лицо. И представьте себе, ребята не разрешают. И я их понимаю! Вот Толя Кравец. – Он похлопал ладонью по фотокорректуре. – Великолепный наблюдатель. Мастер прецизионных измерений. Инженер чудесный. Но… – он развел руками, – недостаточно опыта у него, что ли… Огромный, интереснейший наблюдательный материал – и практически полная неспособность провести квалифицированный анализ результатов. Вы понимаете, Владимир Сергеевич, я же ученый, мне до боли жалко этот пропадающий материал, а опубликовывать это в сыром виде, чтобы выводы делал Габдул Кадырович, тоже, знаете ли, с какой стати. Не выдерживает ретивое, сажусь, начинаю интерпретировать сам. Ну… у мальчика же самолюбие… Так и появляется – Шершень и Кравец.

– М-да, – сказал Юрковский. – Это бывает. Да вы не беспокойтесь, Владислав, никто ничего страшного не предполагает… Мы отлично знаем вас. Да, Анатолий Кравец. Кажется, я его… э-э… припоминаю. Такой крепыш. Очень вежливый. Да-да, помню. Очень, помню, был старательный студент. Я почему-то думал, что он на Земле, в Абастумани… Э… да. Знаете, Владислав, расскажите мне, пожалуйста, о ваших сотрудниках. Я уже всех их перезабыл.

– Что ж, – сказал Шершень. – Это не трудно. Нас здесь всего восемь человек на всей Дионе. Ну, Дитца и Оленеву мы исключим, это инженеры-контролеры. Славные, умные ребята, ни одной аварии за три года. Обо мне говорить тоже не будем, итого у нас остается всего пять собственно астрономов. Ну, Аверин. Астрофизик. Обещает стать очень ценным работником, но пока слишком разбрасывается. Мне лично это никогда в людях не нравилось. Потому мы и с Мюллером не сошлись. Так. Свирский Виталий. Тоже астрофизик.

– Позвольте, позвольте, – сказал Юрковский, просияв. – Аверин и Свирский! Как же… Это была чудесная пара! Помню, я был в плохом настроении и завалил Аверина, и Свирский отказался мне сдавать. Очень, помню, трогательный был бунт… Потом я у них принимал экзамен у обоих сразу, и они еще отвечали мне с этакой… лихостью. Дескать, знай, кого выгоняешь. Большие были друзья.