Инженеры Сталина. Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы - Сюзанна Шаттенберг

Герр Егер был для Чалых тем же, чем для Логинова — инженер фирмы «Смит», а для Лаврененко — фирма «Бэбкок и Уилкокс». Все трое постоянно находят повод дискредитировать иностранные фирмы, поставить под сомнение профпригодность консультантов, сказать что-нибудь плохое о представленной им технике. Хотя им не раз приходится признавать объективное превосходство иностранной техники, они уверяют, что у них в стране хозяйственная система лучше и рано или поздно они обязательно должны были переплюнуть зарубежную промышленность. Тогдашнее отставание они объясняют тем, что находились на стадии ученичества, страдали от тяжкого наследия царизма, что быстрому взлету мешали временные экономические трудности. Но прежде всего они демонстрируют свое моральное превосходство: иностранцев интересовали только деньги или дешевый полигон для экспериментов, они утаивали свои подлинные достижения, раз поставив какие-либо машины, тут же слагали с себя ответственность за них; советские инженеры, напротив, играли открытыми картами, работали с энтузиазмом и жили исключительно ради дела. Непоколебимая вера в преимущества своей экономической и общественной системы, в будущее своей страны и смысл своего труда подвергалась суровому испытанию, когда инженеров надолго посылали за границу. Тут в мемуарах все высокомерие, которое демонстрировалось прежде, как рукой снимает. Яковлев — единственный, кто заостряет внимание на этом переломе. Признать компетентность иностранцев и собственные слабости его заставила гражданская война в Испании, во время которой немецкие самолеты показали себя лучше, чем советские: «Когда в конце 38-го года, в ходе гражданской войны в Испании, немцы показали свои новые "Мессершмитты" и "Юнкерсы", совершенно неожиданно и со всей очевидностью выявилось наше отставание». В собственноручно сотворенную иллюзию вторглась реальность. Яковлев так откровенно говорит о недочетах советской авиации еще и потому, что Сталин обвинил в испанских неудачах не его, а конструкторов из окружения Туполева, которые в результате были арестованы. Сам Яковлев пошел в гору и получил задание ликвидировать отставание в области авиационной техники. В 1939 и 1940 гг. Сталин посылал его в Германию с торговой делегацией, ездившей туда в рамках экономического соглашения, заключенного сразу же после пакта о ненападении, для ознакомления с немецкой авиатехникой и закупки образцов. В рассказах об этих командировках у Яковлева сквозит невольное уважение к немцам, нисколько не вступающее в противоречие с его собственной конструкторской гордостью, потому что немцы, со своей стороны, тоже его хвалили и даже поговаривали, будто он способен измерить самолет «пядями», между делом проведя рукой вдоль фюзеляжа. Хотя Яковлев рисует Германию «мрачной» и «тревожной», как и фашистскую Италию, и все время старается ее обличать, он явно не смог устоять перед предлагавшимися ему соблазнами. Проживание то в гостинице «Адлон» на Паризерплац, то в апартаментах в замке Бельвю, банкет, устроенный в честь делегации Риббентропом в «роскошном» отеле «Кайзерхоф», приглашение на обед к Гитлеру в рейхсканцелярию на Вильгельмштрассе не прошли бесследно. Другие члены делегации и на сей раз подозревали, что немцы показывают им одно старье, Яковлев, однако, не сомневался в мировом классе представленной техники: двухмоторных бомбардировщиков «Юнкерс-88» и «Дорнье-215», одномоторных истребителей «Хейнкель-100», «Мессершмитт-109», разведчика «Фокке-Вульф-187» и многих других машин. Геринг в конце концов даже подарил им новинку того времени — самолет связи «Физелер Шторх». Яковлев вернулся с показа в гостиницу «под сильным впечатлением». Сталин предоставил в распоряжение авиационной группы делегации миллион рублей на закупку немецких самолетов, и за год до нападения вермахта на Советский Союз в Москву прибыли пять истребителей «Мессершмитт-109», по два бомбардировщика «Юнкерс-88» и «Дорнье-215» а также новейший истребитель «Хейнкель-100».

Яковлев обнаружил свой заветный авиационный рай в Германии а Логинов, Чалых и Федосеев нашли «землю обетованную» в СЩА. Неожиданное восхищение немцами Яковлев оправдывает неудачами советской авиации в Испании, Чалых и Логинов мотивируют свое дружелюбное отношение к американцам тем, что представшая перед ними Америка отличалась от Европы, как небо от земли. Они, таким образом, присоединились к широко распространенному в 1930-е гг. мнению, будто с Европы брать пример не годится, ибо она представляет собой старый, раздробленный, отсталый мир. Увертюрой к «открытию Америки» служил переезд туда, который в эпоху железнодорожного и морского сообщения сам по себе являлся большим событием. Логинов в 1936 г. через Польшу, Германию и Бельгию добрался до Гавра, где поднялся на борт «Нормандии» — самого современного на тот момент пассажирского лайнера[15]. О первом рейсе этого чуда техники с восторгом писали советские газеты, а Ильф и Петров отмечали: «И вообще "Нормандия" похожа на пароход только в шторм — тогда ее хоть немного качает. А в тихую погоду — это колоссальная гостиница с роскошным видом на море, которая внезапно сорвалась с набережной модного курорта и со скоростью тридцати миль в час поплыла в Америку». Пятидневное путешествие в Нью-Йорк в этой плавучей гостинице и Логинову показалось «замечательным». Маршрут Федосеева проходил через Англию, где он в Саутгемптоне сел на «Аквитанию». На обратном пути итальянское судно «Конте ди Савойя» доставило его с семьей по Средиземному морю в Геную, откуда они поездом через Берлин и Прибалтику отправились в Ленинград. Чалых отплыл прямо из Ленинграда на «Кооперации», по морю через Кильский канал прибыл в Лондон и пересел там на «Иль-де-Франс», за шесть дней довезший его до Нью-Йорка. Возвращался он на «Аквитании» до Шербура, а оттуда по железной дороге через Париж и Кёльн — в Москву. На инженеров произвели большое впечатление не только эти долгие морские путешествия, но и легкость передвижения по самим Соединенным Штатам. В Советском Союзе автомобилизм еще только пропагандировался, а тут они на собственном опыте испытали, что это такое — просто сесть в автомобиль и ехать куда душа пожелает. Логинов по прибытии в США с радостью понял, что сможет попасть туда, где всегда хотел, но до сих пор не имел возможности побывать, познакомиться с самыми разными заводами, посмотреть страну и пообщаться с местными жителями. Федосеев посетил Сан-Франциско, Сиэтл, Йеллоустонский парк, Колорадо, Большой каньон, Миссисипи и многие другие достопримечательности, которые все знали понаслышке, а он теперь увидел своими глазами. Чалых на автомобиле прокатился с восточного на западное побережье, по только что открытому мосту Золотые Ворота, который привел его в восхищение, проехал в Аризону, Таксон и вернулся в Нью-Йорк Он постоянно вспоминал Ильфа и Петрова, колесивших по Соединенным Штатам на «форде» всего за год до него. Вышеназванные инженеры действительно оказались в таком же положении, как Ильф и Петров: им встретилось столько нового, неожиданного и прекрасного, что старая шкала ценностей начала отказывать, и они стали по-новому думать о США. Они прекратили всегда и всюду выискивать гримасы капитализма и на каждом шагу делали открытия, которые с трудом укладывались в их картину мира и беспокоили их. Среди всего, что поражало в Америке выходцев из общества, жившего весьма бедно, изобилие и благополучие этой капиталистической страны занимало не последнее место. Хоть они и заявляли, что не придают значения материальным ценностям, однако не могли закрыть глаза на то, что уровень жизни здесь в целом гораздо выше. Инженеров, командируемых за границу, дома перед отъездом одевали в «закрытом» магазине, потому что их обычная одежда не отвечала заграничным стандартам. Когда Борис Сократович Басков (1884-1965) в 1927 г. приехал в Берлин в качестве представителя Днепростроя, руководитель советского торгпредства Н.Н. Крестинский первым делом послал его к портному, дабы привести его внешний вид в соответствие с «берлинскими мерками». Федосеев, спросив представителя Амторга, как тот узнает его в нью-йоркском порту, услышал в ответ, что русские сразу бросаются в глаза, потому что все выглядят одинаково. Но в США не только одевались иначе, там вообще в изобилии имелись высококачественные товары широкого потребления. Чалых помимо многих других вещей привез оттуда пишущую машинку «Ундервуд», на которой впоследствии и печатал свои воспоминания. Возможность снять квартиру и купить мебель также была совершенно внове советским гостям. Федосеева после двух лет яркой жизни в Америке испугал вид «серых» и «усталых» людей на родине.