Culture. The story of us - Martin Puchner

блуждала в мировой истории и который представлял себе философию как сову Минервы, летающую по огромным просторам времени и пространства. До сих пор философия в основном занималась раскрытием истин, абстрактных принципов, таких как те, что были набросаны Аристотелем и разработаны Ибн Синой. Хотя всегда было ясно, что разные философы в разное время выдвигали разные идеи, смысл их изучения заключался в том, чтобы понять, можно ли использовать какие-либо из их идей в качестве отправной точки для получения всеобъемлющего взгляда на мир, например, через summa, комментарий или новый трактат. Подобным образом, философы эпохи Просвещения, такие как те, что собрались под эгидой мадам Жоффрен, могли отвергать старых философов как бесполезных, потому что они были привержены ложным обществам и авторитетам, но, тем не менее, они продолжали читать древних, чтобы найти идею, которая может быть полезна в настоящем.

Новым принципом, который Гегель ввел в философию, был примат исторических изменений. Он настаивал на том, что философия как дисциплина должна научиться мыслить исторически, под этим он подразумевал изучение прогрессии, с помощью которой мышление развивалось во времени. Прошлое больше не следует изучать в поисках крупиц истины; его нужно изучать как прошлое. Философы должны были стать историками идей. (Несмотря на эту прорывную идею, Гегель не был застрахован от перекосов в мышлении многих европейцев по отношению к неевропейскому миру. Он отдавал предпочтение современным европейским обществам как наиболее развитым, за что впоследствии был справедливо раскритикован).

Подход Гегеля выкристаллизовал дебаты о том, что же на самом деле является движущей силой прогрессивной истории. Для Гегеля это были идеи. Для Фейербаха - материальные обстоятельства. Для Чарльза Дарвина это было давление окружающей среды на популяции и виды.

Эти новые подходы к истории стали причиной того, что Элиот в "Миддлмарче" счел необходимым высмеять Казобона за его поиски ключа ко всем мифологиям. Проблема была не в том, что Казобон изучал старые манускрипты. Дело в том, что он не был знаком с последними методологическими дебатами, особенно с теми, которые велись в Германии, отчасти потому, что он даже не читал по-немецки. Как и все остальное, мифологии развивались по-разному в разных местах; они также подвержены грандиозному процессу исторических изменений и эволюции. Единственный надежный ключ ко всем мифологиям - это ключ к историческим изменениям. Казобон просто не соответствовал новым историческим стандартам Элиота.

 

ПЕРЕВОДЫ ФЕЙЕРБАХА И ШТРАУСА положили начало карьере Элиот, позволив ей переехать в Лондон и стать редактором "Вестминстер Ревью", важного журнала для новых идей и произведений. Находясь на переломном этапе своей жизни, она приняла два решения, которые превратили ее в писательницу, которую мы знаем сегодня: взять псевдоним, взяв имя Джорджа Льюса в качестве своего собственного, и выбрать простую фамилию: Джордж Элиот. Другим решением было писать художественную литературу, начиная с ее первого романа "Адам Беде" и заканчивая ее шедевром "Миддлмарч".

Как первым отметил бы Элиот, роман как литературный жанр имеет свою историю. Важным практиком был Мурасаки Сикибу, автор "Повести о Гэндзи", написанной в XI веке. Элиот не могла знать "Повесть о Гэндзи", поскольку она не была переведена на западный язык, но она должна была знать другие повествовательные эксперименты из далекого прошлого. Однако, несмотря на свои глубокие и разнообразные корни, роман стал доминирующей формой повествования только в эпоху печати, что привело к появлению таких ранних бестселлеров, как "Дон Кихот" Сервантеса, который был многократно напечатан и пиратски переведен на английский язык, на котором он попал к Шекспиру, который поставил по нему пьесу (ныне утраченную). Взрыв печати привел к росту грамотности, что, в свою очередь, увеличило спрос на книги и газеты, и этот добродетельный цикл продолжается до сих пор, ускоренный развитием Интернета и электронных книг (именно так вы, возможно, читаете эту книгу).

Эти изменения произошли в XIX веке, когда массовый рынок литературы сделал возможным для авторов жить своим пером. Как и другие британские романисты того времени, Элиот публиковала свои романы частями в газетах, а затем собирала и переиздавала их в виде полных книг. Переплетенные в твердые обложки, они могли быть куплены по высокой цене, предназначенные для коллекционеров, которые могли позволить себе частные библиотеки, такие как поместье, в котором работал ее отец. Для тех, кто не мог позволить себе эти дорогостоящие трехъярусные книги (три тома, переплетенные вместе), возникла сеть частных коммерческих библиотек, предоставляющих книги во временное пользование. Именно через них большинство людей получали на руки опубликованные книги, чтобы читать их дома, часто вслух для семьи или группы друзей.

Обратившись к написанию романов, Элиот не отказалась от своей приверженности новой науке истории; она просто повернула ее в новом направлении. Роман мог внести в науку о прошлом нечто важное, недоступное историкам. Если прошлое и его люди отступали все дальше и дальше, это означало, что нужны были новые силы воображения, чтобы вернуть его в настоящее. Часть этих способностей была реализована новыми историками и учеными, которые (в отличие от вымышленного Касобона) понимали исторические изменения. Но другую группу составляли романисты. Если они использовали исторические исследования и избегали ловушки, когда считали, что все люди одинаковы во времени, романисты могли донести до читателей, насколько разными были люди в прошлом.

Поэтому не случайно в XIX веке был изобретен исторический роман как отдельный жанр. В Великобритании наиболее успешным практиком был сэр Вальтер Скотт, который познакомил свою аудиторию со странностями собственного прошлого страны, остатки которого сохранились в отдаленных уголках Шотландии. Это было еще одним следствием новой прогрессивной хронологии: она не везде двигалась равномерно. Существовали (предположительно) отсталые регионы на окраинах империи, а также на землях, которые английские монархи колонизировали ранее, таких как Уэльс, Шотландское нагорье и часть Ирландии. Изучая их, можно было получить представление о прошлом, почти как в музее. Эти взгляды были связаны с отношением, жизненными обстоятельствами и характером, а также с языком. Скотт изучал историю языка и усовершенствовал способ передачи старых форм английского языка и нестандартных диалектов, что позволило его читателям открыть для себя прошлое как чужую страну. Карьера Скотта увенчалась огромным успехом. Оказалось, что рынок для прошлого существует.

Где есть спрос, там найдутся и люди, которые его удовлетворят, а спрос на все шотландское был настолько велик, что один Скотт не мог его удовлетворить. Другие с готовностью бросились в прорыв, и не только романисты. Особенно активными были производители шотландских килтов - еще одного примера вековой традиции, которая вновь вошла в моду. Насколько вековой? На самом деле, совсем не вековая. Если в Ирландии существовали некоторые