Две жизни комэска Семенова - Данил Корецкий

Ивлиев в очередной раз отметил, что Молчун говорит об объекте эксперимента, как о живом человеке.

В лаборатории ужесточился пропускной режим: периметр тщательно охраняли вооруженные автоматами бойцы, ученых стали впускать внутрь через детальный личный досмотр, провести кого-либо с собой можно было только по предварительной заявке, согласованной с Молчуном.

«Как на зону», — вздыхали «яйцеголовые» поначалу, но вскоре свыклись.

Тем временем Ивлиев установил, что трубки-порталы информационных полей, подключённые к полю конкретного человека, отражают пули и осколки, а их носителю не причиняется ни малейшего вреда! В этих экспериментах активно участвовал Молчун. Он и натолкнул его на эту мысль — мол, пропуская информационное поле, трубки приобретают необыкновенную твердость, а если нашить их на пиджак, то получится незаметный и невесомый бронежилет!

За очередные фундаментальные открытия Сергей Ивлиев получил Государственную премию, назначение на должность начальника военного Института витализации и некротизации, именуемого в лучших традициях советского ВПК «п/я 185». Ему даже присвоили звание полковника, и когда он показался семье в новеньком мундире, это вызвало фурор. Члены его команды тоже стали офицерами, только звания поменьше — два капитана, а Дроздов — майор. Надо сказать, что перемены Сергею Дмитриевичу понравились. Он полюбил носить мундир вместо штатского костюма, походка стала уверенней, манеры вальяжней, в голосе появились командные нотки.

Доклады у Ивлиева принимал теперь лично Куратор. Семен Игоревич Мельник раз в неделю приезжал лично, и каждый приезд его напоминал инспекцию. Он внимательно выслушивал отчеты и предложения, но сразу своего мнения не высказывал, зато в следующий приезд имел четкое и твердое мнение, опровергнуть которое было невозможно. Ивлиев встречался с Молчуном всё реже, хотя добрые отношения между ними сохранились.

* * *

Как-то Ивлиев, описывая программный анализ очередного аномального пика, опрокинул кофейный стаканчик. Полез за ним, принялся промокать салфетками пол — и вдруг заметил под столешницей небольшую металлическую таблетку. Разглядывал её несколько минут, будто увидел что-то невероятное — хотя всё было очевидно, и, в общем-то, было бы непростительной наивностью предположить, что Большой Брат не будет за ними следить.

Он вылез из-под стола, сделал себе новый капучино в кофемашине. Потягивая молочную пенку — когда никто не видел, он любил расправляться с капучино вот так, сначала съедая пенку, слизывая её с губ — задумчиво прошелся по кабинету.

Внимательно прислушался к себе.

Никаких аргументов, только интуиция — и впечатления о человеке. Представил себе Молчуна — перебрал в памяти эпизоды из сдержанного и сложного, но в конечном счете, весьма деликатного общения. Почему-то он был уверен: слежку устанавливал не Молчун. Да и вообще — к нему в кабинет заходили не очень часто — общение проходило, в основном, в лабораториях.

«Приходил Дрозд», — вспомнил вдруг Ивлиев. Якобы обновить на компьютере шифратор. Скорей всего, он и установил прослушку. Неужели близкий товарищ и давний единомышленник способен на такое?

«Была не была, нужно проверить».

Для начала Ивлиев запер дверь, засучил рукава рубашки и педантично — так же, как перепроверял данные машинного анализа, прошелся по кабинету, проверяя каждый предмет, ища видеокамеру слежения. Вооружившись отверткой, влез под плафоны, осмотрел жалюзи и кондиционеры. Не обнаружив нигде камеры, позвонил Молчуну.

— Доброго дня. Не заглянете ли ко мне? Хочу кое-что показать, у меня в рабочем компьютере.

Молчун явился через несколько минут: его кабинет располагался в другом конце коридора.

— Давно хотел попросить, вот тут фотография в Сети попалась, — сказал Ивлиев, указывая на выключенный монитор. — Семенов на улице, вокруг толпа любопытных, они прижимают охрану…

Ивлиев посмотрел на Молчуна и по его реакции, по его спокойному выжидательному взгляду понял: опытный Молчун обо всем догадался.

— Видите, как близко, — продолжил Ивлиев. — Вот женщина хватает его за рукав… Нельзя ли устроить как-нибудь так, чтобы исключить столь тесный контакт с посторонними? Во избежание проблем…

— Конечно, — перебил его Молчун. — Сделаем. Я проинструктирую ребят.

— Вот и хорошо, — сказал Ивлиев, одновременно жестом показывая Молчуну: там, под столом.

Пока Молчун, присев на колено, заглядывал под столешницу, Ивлиев продолжал говорить про безопасность, возможную нестабильность силового поля и непредсказуемые последствия этого.

Молчун вылез из-под стола, кивнул.

Сказал:

— Спасибо, что сориентировали. Мы это исправим.

И показал пальцами: напишу, дай что-нибудь.

— Ну, мы же команда, — ответил Ивлиев, вынимая из ящика стола раскрытый блокнот, испещренный формулами и столбцами цифр.

Достал оттуда же карандаш, положил на блокнот.

«Все нормально, — написал Молчун. — Это наши дублируются».

Ивлиев задумался. Неужели двойной и тройной контроль за человеком, который доказал свою полезность государству, вербовка его близких товарищей-единомышленников — это действительно нормально?!

Но задавать этот вопрос Молчуну он не стал.

Как-то, зайдя в гости к Семенову, посидев для приличия рядом с ним перед телевизором, на экране которого мелькали кадры исторической хроники и фильмы про революцию (комэск мог смотреть их бесконечно) и как бы припомнив по случаю, Молчун сказал:

— Да, кстати… казаки тебя в гости зовут, Иван Мокич.

— Казаки — это другое дело, — оживился комэск. — На Дон, что ли?

— Да нет, здешние, столичные казаки.

Семенов хоть и не подал виду, но Молчун не столько заметил, сколько почувствовал, как тот напрягся и сосредоточился.

— И давно пора, — ответил комэск негромко, выдержав довольно продолжительную паузу — словно демонстрируя, как легко он может справляться с эмоциями.

— А что, Иван Мокич, может, завтра с утра и махнем? — продолжил Молчун. — Здесь недалеко, в Одинцово.

— Можно, — кивнул комэск, не отводя взгляда от экрана, на котором чубатый малый с лихо, на самый затылок, заломленной фуражкой, красовался перед оператором на фоне бронепоезда, словно праздничной лентой перевязанного транспарантом «Добьём Колчака».

В честь приезда Семенова на дальней окраине городка с современной многоэтажной застройкой казаки организовали традиционные военно-спортивные состязания — ширмиции. Народу собралось много. Зрители рвались ближе к центру, рассмотреть комэска, и поставленные следить за порядком казаки то и дело принимались оттеснять толпу.

— Ну что как дети, ей-богу! — ворчал сотник беззлобно, привставая на стременах своего откормленного широкогрудого гнедого. — Зашибут ведь. А то, не дай бог, под шашку влезете, отвечай потом за вас.