Похвала добродетели - Эльдар Бертович Гуртуев
Шрифт:
Интервал:
— Знакомился с братом Гали, — Хасан сел на край кровати и опустил голову.
— Весьма оригинальная форма знакомства, — сказал Мурадин. — Сядь сюда, компресс сделаю. Ничего себе «фонарик». Как же ты ему позволил себя так разукрасить? Азрет утверждал, что ты неплохой боксер. Или в пылу сражения порастерял свои спортивные таланты?
— Беда в том, что я его тоже того, немного потрепал. А сейчас сожалею. Старше все же и, может, будущий родственник.
— А кто вас разнял?
— Благоразумие. Это была не дуэль. Просто одна из примитивных форм мужского знакомства.
— Далеко не интеллигентная форма, — сказал Азрет.
— Зато порой радикальная, — заметил Мурадин. — Помню, послали меня с другом-татарином после института в далекую глухомань Тянь-Шаня. Рабочий поселок, где наведение порядка в местах скопления молодежи было далеко не главной заботой местных властей. Частые драки на танцплощадке и тенистых аллеях. И был один юноша лет эдак двадцати двух, который всерьез считал себя хозяином парка и ходил в сопровождении свиты безусых и усатых адъютантов. Юнцы высматривали, как я потом узнал, новичков, которых «хозяин» — кудрявый громила — не пускал на танцы, не поколотив. Так и говорили: без «визитки» Жоры вход посторонним запрещен. Визитка — его увесистый тумак. Хорошенькие, прямо скажем, нравы! Идем мы с другом по городу, и решил я навестить этот парк. Не стоит, говорит мой друг, который раньше меня узнал о местных порядках. Лучше без скандала. А мне любопытно. И страшновато, и любопытно. Хоть издали посмотреть на этот зверинец с его законами джунглей. Идем. Татарин мой, замечу, был недюжинной силы малый. Но, как нередко бывает, то ли малодушный, то ли до того пацифист, что за все время учебы не ввязался ни в один конфликт. Божья коровка с пудовыми кулаками.
Вдруг у самого входа на танцплощадку возникает «хозяин» в окружении четверых малых. Он хмурит брови, исподлобья смотрит на нас и начинает неторопливо снимать часы. Передает свою кепку одному «адъютанту», часы — другому, рукава не спеша подвертывает, словно работу какую собирается делать. А взгляда своего почему-то от меня не отрывает. И что самое зловещее — все эти церемонии совершает молча. Ну, думаю, сейчас «визитки» будем получать. И зло такое в груди закипело! Что за джунгли! Где закон, где милиция? Вдруг вспомнил наказ друга-чеченца, который как-то сказал: видишь, что драка неизбежна — бей первым. Это единственный выход из положения. Не уносить же ноги, коли шапку носишь.
Хозяин джунглей молча поманил меня пальцем. Иди, мол, сюда, за «визиткой». Двое против пятерых, думаю, не самое выгодное соотношение.
Я тоже поманил «хозяина» пальцем, что сильно его удивило. Он посмотрел на своих адъютантов и, не встретив возражения, стал степенно приближаться ко мне. Когда я увидел вблизи его каменный, даже какой-то отрешенный взгляд и вздувшиеся ноздри, изо всех сил вломил ему по этим самым ноздрям. Из носа — кровь, а «хозяин» вдруг так взревел, что я подумал: ну, доктор, крышка тебе. Но второй удар ему нанес мой товарищ. Кулак его, величиной с детскую голову, сшиб с ног «хозяина», а двое подбежавших «адъютантов» вцепились в меня. Они были молоды и сильны, но крушение кумира сильно поколебало их боевой дух. Двое остальных вообще чего-то застеснялись и решили придерживаться нейтралитета. Потребовалось мое вмешательство, чтобы друг-татарин всерьез не покалечил наших «оппонентов». Потом я еще останавливал кровотечение из обмякшего носа этого Жоры — теперь уже бывшего хозяина парка.
К великому удивлению нашему, актов мести не последовало. Мы потом с Жорой по-приятельски здоровались. Он больше не был пугалом всех юнцов поселка.
Жора никакой другой педагогики просто бы не понял. А перед моим другом из Татарии он вообще превращался в учтивого и послушного ученика-зубрилу. Так что, Хасанчик, и такой метод вразумления еще не окончательно устарел. К сожалению, конечно.
— Странно было слышать этот кровожадный рассказ из уст доктора, — сказал Азрет.
— А по-моему, он прав со своей педагогикой, — сказал Хасан. — Мы все за мир. Но когда тебе нагло тычут кулак под нос, надо принимать вызов. Иначе — унизительное раболепие.
— Или синяк под глазом! — рассмеялся Азрет.
«В КАЖДОМ ДЖИГИТЕ ВОИН СИДИТ»
Хасан посмотрел на часы и круто развернул самосвал. Можно успеть сделать еще один рейс. Он опустил темные фильтры: солнце, зацепившееся раскаленным краем за макушку словно бы оплавленной вершины, пыталось напоследок основательно дать почувствовать свою силу и только после этого проститься с Хасаном до нового утра.
А денек и без того был жаркий. После последнего мощного взрыва экскаваторщики весь день давили на пятки водителям, позволяя себе весьма бесцеремонные насмешки. Но приходилось терпеть. Тем более что сегодня две машины не вышли. Одна стояла «разутой», другая проходила профилактику. На последней ездил Муталиф, женившийся пару дней назад. По этому случаю борта самосвала были облеплены листами бумаги со всевозможными пожеланиями, исписаны мелом, исчерканы рисунками с изрядной долей фантазии и юмора. С козырька кабины свисали два переплетенных проволочных кольца, выкрашенных бронзовой краской.
На обратном пути Хасана «тормознул» Миша.
— Зайди в диспетчерскую! — крикнул комсорг, высовываясь из окошка своего «Белаза». — Там какая-то бумага пришла в твой адрес.
— Какая? Телеграмма?
— Не знаю. Может, депеша от твоей лучезарной со сливовыми глазами?
Подъехав к конторе, Хасан поставил машину и бросился к диспетчеру, к которому как раз зашел начальник участка.
— А, привет, Хасан. Скажу честно, жаль, по-отцовски жаль расставаться с тобой, — сказал Митрофаныч, протягивая Хасану немного смятый листок бумаги, — но что поделаешь...
— А что такое? Почему это вы решили со мной расстаться? А‑а, вот оно что... Ну и дела!
— Священный долг каждого гражданина. Настал, стало быть, и твой черед. — Митрофаныч был необычайно сентиментален и, следовательно, менее похож на себя, чем когда-либо. — Не хочется мне с тобой расставаться и... завидую, чего скрывать. — Он поднялся, подошел к Хасану и положил руку ему на плечо. Глаза его потеплели, вид у него был торжественно возбужденный. — Скажу тебе, сынок, не знаю, как там решат, но попросись в танкисты. Много учить тебя не придется, а танкист — это, брат, в армии — главное.
— Понятно, — моргнул Хасан, — для ветерана-танкиста это самое главное.
— Я тебе говорю серьезно, а ты опять со своими шуточками. Самая мужская профессия в
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!