Память о смерти - Нора Робертс

Неужели это по ее вине Бобби оказался между жизнью и смертью? Два копа его охраняли, на нем был «маячок» с «прослушкой». Неужели этого мало?

– Может, это был несчастный случай? – Бедная Пибоди старалась не подавать виду, но ей было страшно. Машина пролетела между фургоном и такси, чуть ли не содрав с его крыла старую, облупившуюся краску. – Люди, особенно приезжие, каждый день попадают в аварии в Нью-Йорке. Сходят с тротуара, не смотрят, куда идут. Глазеют по сторонам, вместо того чтобы следить за светофорами.

– Не было никакого смысла его убивать, никакого смысла. – Ева нетерпеливо барабанила кулаком по рулю. – Что это дает? Рорк не даст два миллиона за устранение парня, которого он даже не знает. С какой стати? Не было никакого смысла убивать Бобби.

– Ты говоришь, Бакстер доложил, что он ел и пил на перекрестке. Может, его толкнули, может, он поскользнулся. Ледяной дождь идет, тротуары обледенели. Даллас, иногда некоторые вещи просто случаются. Иногда людям просто не везет.

– Не в этот раз. Черта с два это случайность. – Голос Евы вибрировал от ярости. – Просто мы что-то упустили. Мы упустили что-то, кого-то, а теперь у нас свидетеля увезли на «Скорой».

– Это не твоя вина.

– Я сделала этот ход, значит, моя. Сними копии с аудиозаписи, переправь одну в лабораторию. Я хочу все слышать, каждое слово.

Ева остановила машину у дверей пункта «Скорой помощи».

– Запаркуй, – приказала она, выпрыгивая. – Мне надо быть там.

И она устремилась к дверям.

Это была самая настоящая юдоль страданий. Многочисленные больные ждали, пока их примут, пока им помогут, здоровые ждали, пока с их занемогшими близкими разберутся врачи.

Ева заметила Трухарта. В пуловере и джинсах он казался еще моложе. Он сидел рядом с Заной, держал ее за руку и шептал что-то утешительное ей на ухо, а она безудержно рыдала.

– Ева! Ева! – Зана вскочила и бросилась на шею Еве. – Бобби! О мой бог, это я во всем виновата. Бобби попал под машину. Ему так плохо! Я не знаю…

– Прекрати. – Ева высвободилась, схватила Зану за плечи и резко встряхнула. – Сильно он пострадал?

– Они не сказали, они не хотят ничего говорить. У него кровь шла. Голова… Кровь шла из головы. И из ноги. Он был без сознания. – Слезы опять брызнули у нее из глаз. – Я слышала, как они говорили про сотрясение и про то, что что-то сломано, и может быть…

– Ладно, что произошло?

– Я не знаю. – Теперь Зана опустилась на стул. – Мы просто стояли на тротуаре и ждали, пока свет переменится. Мы купили сосисок и кофе. Было холодно, но так приятно было прогуляться. И я сказала, что хочу купить шляпу, а их продают в магазине на другой стороне улицы. Потом я пролила кофе, и мы пропустили зеленый свет, нам опять пришлось ждать. Мы ждали, и он просто упал. Или поскользнулся, я не знаю. Я пыталась схватить его за пальто. Мне кажется, я успела его схватить.

Она взглянула на свою руку. Ева заметила на ней легкую повязку.

– Что у тебя с рукой?

– Я пролила кофе, он был очень горячий. Я облилась, когда схватила Бобби. Руку немного ошпарила. Мне кажется, я начала падать. Кто-то втянул меня обратно на тротуар. А Бобби… – Зана обхватила себя руками и начала раскачиваться. – Он попал под такси. Водитель пытался тормозить, но было уже поздно. Бобби ударило машиной, отбросило назад, и он упал, он так страшно стукнулся.

– Где он? – Ева оглянулась на Трухарта.

– Его взяли во вторую операционную. Бакстер стоит на дверях.

– Зана, оставайся здесь. Трухарт, не отходи от нее.

Ева прошла через зону ожидания прямо мимо медсестры, крикнувшей ей вслед, что туда нельзя, и, свернув направо, увидела Бакстера у двойных дверей.

– Черт побери, Даллас, мы были в десяти футах. С разных сторон.

– Жена думает, он поскользнулся.

– Может быть. Не знаю, какие у него шансы, врачи над ним работают. Рука сломана, это точно. Может, и бедро тоже. Хуже всего с головой, но точно ничего не знаю – медики, как всегда, темнят.

Ева потерла лицо руками.

– Ты не думаешь, что кто-то помог ему попасть под колеса?

– Тут можно только гадать. Мы не теряли их из виду ни на минуту, у нас был визуальный контакт. Но в центре творится какое-то безумие, Даллас. Ты же знаешь, как это бывает перед праздниками. На тротуарах столпотворение, одни бегут как на пожар, другие стоят и глазеют, на видео снимают. Уличные щипачи за предпраздничную неделю сшибают больше, чем за обычные полгода. Не могу поклясться, что кто-то не проскользнул мимо нас. Дело в том…

– В чем?

– За минуту до того, как это случилось, она опрокинула на себя кофе. Сказала, что ее толкнули. И тут у меня началось… что-то вроде щекотки. Я стал слегка подвигаться вперед, и тут наш парень взлетел на воздух.

– Черт, черт, черт!

Ева отослала Бакстера обратно к Трухарту, а сама осталась ждать у дверей операционной. На нее обрушились больничные запахи и звуки. Она ненавидела больницы, медицинские центры, пункты «Скорой помощи». Места, полные болезни и боли, смерти и горя, и ожидания.

Неужели это из-за нее Бобби попал сюда? Неужели это ее нетерпеливое желание ускорить ход событий поставило его жизнь под угрозу? Эгоистичное желание, признала она теперь. Ей хотелось поскорее захлопнуть дверь за этой частью своего прошлого, захлопнуть и запереть. И не только ради собственного душевного спокойствия, но чтобы доказать себе, что она может это сделать, что у нее получится. Она пошла на риск, взвешенный, но все-таки риск.

А расплачиваться пришлось Бобби Ломбарду.

А может, это все-таки нелепая случайность? На улицах скользко, люди спешат, толкаются, сталкиваются. Несчастные случаи бывают каждый день. Да что там день, каждый час. Возможно, самое простое объяснение и есть самое верное.

Но Ева не могла в это поверить. Даже если бы она прокачала эту возможность по вероятностной программе и ей был бы выдан стопроцентный результат, все равно бы не поверила.

Бобби лежал без сознания, окровавленный, с переломами, и это она отправила его на улицу, чтобы посмотреть, не удастся ли ей выйти на след убийцы.

А ведь даже это не снимало с него подозрения. Это мог быть он, это Бобби мог оказаться убийцей. Люди убивают своих матерей. Напряжение, раздражение или даже кое-что похуже накапливаются годами, иногда что-то ломается внутри человека. Как кость, подумала Ева. И тогда человек убивает.

Вот она, например, убила. В той ужасной комнате в Далласе сломалась не только ее рука. В уме у нее тоже что-то щелкнуло, и нож вошел в тело. Раз, а потом еще и еще. Она вспомнила все. Вспомнила кровь, приторный и резкий запах крови, влажной и теплой крови у себя на руках, на лице…

Даже сейчас, за пеленой времени, она вспомнила, как болела сломанная рука. Вспомнила вой – его и свой собственный, – пока она его убивала.