Память о смерти - Нора Робертс

Она вернулась в управление и обнаружила у себя на столе две коробки в праздничной упаковке. Бросив взгляд на открытки, она убедилась, что они от Пибоди и Макнаба. Одна для нее, другая для Рорка.

Еве не хватило духа, чтобы немедленно открыть свою коробку. Она решительно отодвинула их в сторону и принялась за работу. Написала отчет, прочитала отчет Пибоди и внесла оба в дело.

Следующие полчаса она просидела в тишине, изучая доску, записи. Ей надо было многое обдумать.

Перед уходом она повесила на окне подарок Миры. Вдруг он поможет?

Круг загадочно светился на фоне окна. Ева вытащила из кармана мобильник, подхватила коробки под мышку и вышла из кабинета.

– Я освободилась.

– Проголодалась?

– Это двусмысленный вопрос. – Ева увидела Бакстера и махнула ему рукой. – Давай что-нибудь попроще.

– Я так и думал. «У Софии», – сказал Рорк и продиктовал ей адрес. – Через тридцать минут.

– Годится. Если приедешь первым, закажи большущую-пребольшущую бутылку вина и налей мне полный стакан.

– Вечер обещает быть интересным, лейтенант. До скорого.

Спрятав телефон в карман, Ева подошла к Бакстеру.

– Ты, конечно, не пригласишь меня с собой и не угостишь вином?

– Нет, не угощу.

– В таком случае можешь сейчас уделить мне минутку? С глазу на глаз.

– Хорошо. – Ева вернулась в свой кабинет, зажгла свет. – Угощу тебя кофе, если хочешь. Но это мое лучшее предложение.

– Принимаю.

Бакстер подошел к «автоповару». Ева заметила, что на нем все та же одежда, в которой он вел слежку: светло-серый свитер, темно-серые брюки. На брюках остались следы крови – вероятно, крови Бобби.

– Я не знаю, что и думать, – признался Бакстер. – Может, я что-то упустил. Может, я просто схожу с ума. Я уже голову сломал, перебирая все это в голове. Я все это записал. И все равно не понимаю. – Он взял кофе и повернулся к ней. – Я послал малыша за сосисками. Ни в чем его не виню, это было мое решение. И я решил: раз уж они покупают сосиски, почему бы и нам не взять? Это давало ему приличный обзор. И черт возьми, Даллас, я был голоден!

Ева видела, что ему не дает покоя чувство вины. В эту минуту она как будто смотрела в зеркало.

– Хочешь получить нагоняй?

– Может быть. – Бакстер нахмурился, глядя на кофейную кружку, потом отхлебнул немного. – Я их слушаю: ничего. Обычная болтовня. Не могу обеспечить полный обзор, но он высок ростом, я вижу то его затылок, то профиль, когда он поворачивается к жене. Я было двинулся вперед, когда она пролила на себя кофе, но остановился. Если их положение обозначить как полдень, то Трухарт был на десяти часах, а я на трех. И тут она как завизжит прямо у меня в ухе!

Ева присела на край своего стола.

– Флюиды?

– Никаких. Там вселенское столпотворение, над головой орет звуковая реклама, какой-то уличный Санта на углу трезвонит в свой колокол. Люди текут мимо или толпятся на перекрестке, зеленого света ждут. И все лезут вперед. – Бакстер отпил еще кофе. – Я пробрался к ним, как только она заорала. Не заметил, чтобы кто-нибудь пытался сделать ноги. Да и зачем? Сукин сын мог спокойно стоять на месте. Это мог быть один из свидетелей, откуда мне знать? Или он мог потихоньку стушеваться, отойти назад. Сегодня на Пятой авеню проходил парад. Люди поскальзывались, падали.

Ева вскинула голову, задумчиво поджав губы.

– До или после?

– До, во время, после. Вот вспоминаю женщину в красном пальто. Блондинка с начесом. Она слегка поскользнулась. Прямо позади Заны. Наверно, это и был первоначальный толчок. Зана пролила кофе. Вижу, как Бобби оборачивается, слышу, как он спрашивает у нее, что случилось, тревожится. Потом он успокаивается, когда она говорит, что пролила кофе на пальто. Я тоже расслабляюсь. А потом он ныряет головой вперед. Начинается хаос.

– Так, может, мы оба изводим себя из-за того, что парень оступился?

– Совпадения – это хрень.

– Хрень. – Его слова рассмешили Еву. – Точно хрень, я тоже так считаю. Значит, будем гонять запись до посинения. Он под охраной, упакован по полной программе, никто к нему не подберется. То же самое с ней. Начнем гонять, когда наша лаборатория отпоет рождественские песенки. Бесполезно изводить себя, и я не стану тебя распекать, пока мы не исключим единственный шанс на миллион, что это совпадение.

– Если это я напортачил, я хочу знать.

Ева ядовито улыбнулась:

– Вот это, Бакстер, я тебе гарантирую. Я дам тебе знать.

Рорк наблюдал, как она входит – его высокий, стройный коп в эффектном черном кожаном пальто. Глаза у нее были усталые, и она была напряжена. Это он заметил в тот самый момент, когда она окидывала взглядом зал.

Он знал, что копы остаются копами круглые сутки и круглый год. Он знал, что, если бы ему вздумалось спросить, она назвала бы ему точное число сидящих в кабинке в противоположном углу, сказала бы, во что они одеты, возможно, даже что они едят. И она сможет все это сказать, сидя к ним спиной.

Потрясающе!

Она сдала пальто в гардероб и отмахнулась от официанта, вероятно, предложившего проводить ее к столику. В полном одиночестве она пересекла зал своей легкой свободной походкой, которую он так любил.

– Лейтенант, – приветствовал он ее, поднимаясь из-за стола, – вы выглядите как картинка.

– И что эта картинка изображает?

– Властность и уверенность в себе. Очень сексуально. – Он легко поцеловал ее, а потом указал на бокал вина, который налил, когда увидел, как она вошла. – Это не стакан, но можешь считать его неиссякающей чашей.

– Спасибо. – Ева отпила большой глоток. – Паршивый день.

– Я так и понял. Давай сделаем заказ, а потом ты мне расскажешь, что произошло.

Она подняла взгляд, когда рядом с ней возник официант.

– Я хочу спагетти с мясными тефтельками в томатном соусе. У вас тут это есть?

– Разумеется, мадам. А для начала?

Ева подняла свой бокал.

– Я уже начала.

– Овощной салат, – сказал Рорк. – На двоих. И мне цыпленка с пармезаном. – Он макнул кусок хлеба в оливковое масло, уже поставленное на стол, и передал ей. – Тебе надо закусить, а то вино в голову ударит.

Ева сунула хлеб в рот.

– Опиши мне официанта.

– Что? Зачем?

– Это забавно. Вперед.

Он знал, что это ее успокоит и отвлечет.

Ева пожала плечами, отпила еще вино.

– Мужчина, белый, между тридцатью и сорока. Черные брюки, белая рубашка, черные туфли типа мокасин. Пять футов восемь дюймов, сто пятьдесят фунтов. Волосы каштановые, глаза карие. Кожа гладкая. Полная нижняя губа, длинный нос с выраженной крючковатостью. Слева глазной зуб искривлен. Прямые густые брови. Акцент жителя Бронкса, но он старается от него избавиться. Небольшая серьга в правом ухе с каким-то синим камешком. Массивное серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки. Гей. Возможно, состоит в браке.