Уготован покой... - Амос Оз

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 114
Перейти на страницу:

— Я? Возможно. Почему бы нет? И спасибо: кофе и вправду отличный.

В то же мгновение, словно бесшумный огонь, охватила его бурная, пронзительная радость. Он не испытывал подобного с того дня, как был ранен в плечо в бою за восточное побережье озера Кинерет. Радость дикая, безудержная, невыносимо сладостная, словно крепкое вино, проникающая в каждую клеточку тела, подчиняющая себе каждый нерв, легкая дрожь в коленках, теплый комок в горле, что-то остро пронзает грудь, и вот уже глаза его наполняются аллергическими слезами. Жгучее, все сметающее ощущение счастья, поскольку именно в это мгновение он осознал, куда направляется, что это за место, где его уже давно ждут, и почему он при полном боевом снаряжении, и почему держит путь на юг. По ту сторону гор, за пустыней, согласно преданиям, есть такое место, откуда еще ни один человек не вернулся живым, а он вернется, живой и окрыленный, живой и опьяненный победой, он взлетит на орлиных крыльях и возьмет курс за море — как только вернется из своего путешествия, которое обязан совершить, ибо оно давно взывает к нему из самых глубин его души. Давно уже следовало ему подняться и в одиночку отправиться в путь, пересечь границу, проскользнуть мимо вражеских засад, обойти стороной бедуинов, готовых пролить кровь, добраться до Петры, увидеть Красную скалу.

И только после этого двинуться в большой мир завоевывать чужие города.

— Погляди, какая красота, — сказал Ионатан водителю, — погляди, как красиво…

Часть вторая Весна
1

Среда, 3 марта 1966 года. Четверть одиннадцатого, вечер.

Сегодня нет дождя. И нет ветра. По-зимнему великолепный, светлый день. И все же на улице очень холодно. Несмотря на то что двери и окна плотно закрыты, несмотря на электрический обогреватель, проникает ко мне дыхание зимнего ветра: прелые листья, мокрая земля… Все это запахи детства. Даже через тридцать шесть лет кибуцной жизни я все еще остаюсь в какой-то мере европейцем. Да, я загорел на солнце. Да, я избавился от нездорового цвета кожи, который был свойственен моему отцу, лейпцигскому банкиру средней руки. Но мне по-прежнему трудно, когда наступает здешнее лето, и только в зимнюю дождливую пору я живу более или менее в мире с этими местами.

Кроме того, постоянная тесная близость с мужчинами и женщинами взрывного темперамента до сих пор, несмотря на все прошедшие годы, очень мне мешает, и я стыжусь этого.

Но я ни в чем не раскаиваюсь. Нет. Все, что я сделал в своей жизни, я делал с чистым сердцем. Так что же? Едва ощутимая отчужденность. Тоска. Какое-то сожаление, не имеющее точного адреса. Будто и это изгнание. Ни леса, ни реки, ни колокольного звона… Которые я так любил… И все-таки я в состоянии хладнокровно, трезво и точно подвести итоги, исторический, идейный и личный. Эти три итога в конечном счете складываются в один: сделанное не было ошибкой. Мы все вправе немного гордиться тем, что создали здесь. Теми долгими, упорными усилиями, благодаря которым из ничего возникло это новое красивое поселение, как будто сложенное из кубиков талантливым ребенком. И теми усилиями, что были направлены на улучшение системы общественных отношений, — без братоубийственных междоусобиц и почти без подавления личности. Все это мне весьма по нраву и по сей день, даже при том, что я имею возможность взглянуть на сделанное с некоей внутренней дистанции, пребывая в одиночестве. Мы неплохо сработали. И, по крайней мере, нам удалось способствовать духовному совершенствованию.

Но что мы вообще-то знаем о душе? Ничегошеньки. Я не знаю ничего. И теперь, на пороге старости, даже меньше, чем надеялся понять во дни юности своей. Более того, мне кажется, что никто не разбирается в этом. Даже мыслители. Даже ученые. Даже лидеры кибуцного движения. Что касается души и тому подобного, об этом известно еще меньше, чем о тайнах материи, сотворении мира, истоках жизни и всем прочем, что занимает ученых. Ничегошеньки не известно…

Как-то во время субботнего обеда пришлось мне дежурить в столовой. Я расставлял на столах кувшины с питьем, а Римона Лифшиц подавала еду. Из вежливости я спросил ее, не трудно ли ей, не нужна ли помощь. Она улыбнулась своей прекрасной загадочной улыбкой и ответила, что не стоит печалиться, ведь все меняется к лучшему. Слова эти тронули меня, словно нежное прикосновение. У нас тут некоторые считают, что Римона девушка исключительная, другие говорят, что флегма, а кое-кто употребляет и более жесткие определения. Я же, со своей стороны, с той субботы установил для себя некое тайное правило: обмениваться с нею улыбкой всякий раз, когда мы проходим друг мимо друга. И вот сегодня на рассвете ее Ионатан исчез, не оставив весточки. Мой долг — попытаться выяснить, что с ним случилось и что надо предпринять. Где его искать и как? С чего начать? Но что понимает в таких делах человек вроде меня, убежденный холостяк пятидесяти девяти лет, с устоявшимися привычками? Все здесь в известной мере испытывают ко мне доверие и, возможно, определенное уважение, но что я лично смыслю в делах сердечных?

Ничего. Абсолютно. Полный невежда.

Я и в проблемах молодежи совсем не разбираюсь: порой вглядываюсь (издали) в этих молодых людей, в парней, что прошли через войны, стреляли и убивали, но они же вспахали сотни гектаров полей. Походка у них словно у боксеров, занятых своими мыслями. Молчаливы. Пожимают плечами. Произносят «да», «нет», «возможно», «какая разница». Косноязычные землепашцы? Воины, вырубленные из цельного куска? Этакие твердые глыбы? Не совсем. Случается, что, проходя в поздний ночной час мимо какой-нибудь лужайки, видишь их, усевшихся на траве, и слышишь, как вчетвером или впятером они поют, словно стая волков, воющих на луну. О чем?.. А бывает, кое-кто из них уединяется в музыкальной гостиной и терзает пианино. Мелодия проста, несколько тяжеловесна, но слышны в ней и тоска, и страстное стремление к чему-то. Тоска о ком и о чем? О пасмурных северных краях, откуда прибыли их родители? О дальних чужих городах? О море? Этого я не знаю.

Девять лет я работаю здесь, в кибуце, бухгалтером (с тех пор как, по совету врачей, вынужден был оставить птицеферму). А теперь вот неожиданно возложили на меня новую обязанность, к которой я отношусь не без опасения. Почему же я согласился принять ее на себя? До чего же симпатичный вопрос! Я от ответа не уклоняюсь, но мне потребуется некоторое время, чтобы самому прийти к решению.

«Решение» — написал я, но до чего же странным кажется мне это затертое слово. Всю нашу жизнь мы решаем и решаем. Проблемы молодежи, проблемы с арабами, проблемы евреев диаспоры, проблемы пожилых людей, проблемы земли и орошения, проблемы охраны, проблемы секса, проблемы жилья — чего только нет. Будто всю нашу жизнь мы единственно тем и заняты, что формулируем некие правильные, легко усваиваемые лозунги и изо всех сил пытаемся начертать их на волнах морских. Либо без устали трудимся над тем, чтобы выстроить по армейскому образцу в три шеренги звезды небесные.

Теперь опишу сегодняшние дела. Время позднее, и завтра ожидается трудный день. Встречу музыкального квинтета, назначенную на вечер, я отменил в одностороннем порядке. Никому ничего не объясняя — просто в половине восьмого вывесил на доске объявлений у входа в столовую лаконичное сообщение. Потому что, по-моему, никто из нас не сможет нынешним вечером сосредоточиться на музыке. Весь кибуц бурлит. В ту самую минуту, когда я пишу эти строки, в клубе, в домах, в квартирах холостых кибуцников — везде чешут языками, вновь и вновь обсуждая случившееся. У каждого своя точка зрения, но все ждут, чтобы я сделал то, что должен. Но что? Если бы я знал…

1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 114
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?